Избранные работы

Охарактеризованные выше точки зрения, которые можно назвать абсолютными, имеют, по крайней мере, одно преимущество – хотя и непригодной, но твердой руководящей основы. Наоборот, все те этические системы, которые признают изменяемость основ нравственности в различные периоды времени, можно сравнить с кораблем, несущимся по течению. В противоположность к абсолютным, их можно назвать относительными.

Теперь спрашивается: что могут дать они для сколько-нибудь верного направления социальной политики? Экономическая жизнь должна быть «этизирована», приведена в соответствие с требованиями законов нравственности. Но под влиянием чего вырабатываются наши понятия о нравственно дозволенном и запрещенном? Они представляют «осадок» всего бытия в данную эпоху, – говорят этики. Но это, во всяком случае, не значит, чтобы мы представляли их упавшими с неба; это противоречило бы основам мировоззрения эволюционистов-этиков. Следовательно, мы должны заключить, что они представляют результат всех условий существования человечества в данное время, будет ли их возникновение рассматриваться с теологической или какой другой точки зрения.

Я совершенно не хочу рассматривать здесь колоссальную проблему о генезисе нравственных представлений. Но со мной наверное согласятся, что к числу факторов, которые именно по воззрениям современной эволюционистской этики играют громадную роль в образовании нравственных понятий, принадлежит экономический. Если из условий окружающей среды должны быть объяснены изменения того, что мы по существу считаем нравственно дозволенным или запрещенным, то, как один из самых важных элементов этой среды, бесспорно должна быть принята во внимание организация экономической жизни, хотя такой взгляд и не обязывает еще к признанию так называемого «материалистического» понимания истории. А захотят последователи относительной этики, говорящие об «осадке нравственных идей», отрицать эту зависимость, так мы покорнейше просим их сказать нам прежде всего, откуда же еще должен получиться этот «осадок»? Итак, проповедники этическо-социальных взглядов, если они захотят обосновать свою точку зрения с ясностью, необходимой для выяснения вопроса, но, к сожалению, слишком часто отсутствующей, то не смогут отрицать внутреннего противоречия своих воззрений, состоящего в том, что они прикладывают к экономической жизни масштаб, заимствованный из той самой экономической жизни, которую хотят измерять. Что это теоретическое противоречие в «этизировании» социальной политики сопровождается опасными последствиями в практической жизни, может убедиться каждый, кто беспристрастно наблюдает влияние «этической» политической экономии на хозяйственную жизнь. По своей природе это направление всегда экономически реакционно. Самый факт его возникновения представляет реакцию против слишком быстрого темпа экономического прогресса.

Капитализм создает почти одновременно рабочее движение и «этическую» политическую экономию или, что по существу равносильно, христианский социализм: во Франции и Англии около середины нашего века, в Германии – для поколения наших отцов, а в Италии, например, теперь. Но в то время, как рабочее движение выступает прогрессивной силой, т. е. не стремится к уничтожению ни одного современного завоевания высших форм экономической жизни, историческая миссия «этической» политической экономии состоит в «задерживании». Все совершается чересчур быстро, при этом бешеном темпе мы теряем весь наш культурный багаж, «нравственное» преобразование не поспевает за экономическим; старые испытанные формы хозяйственной жизни, рассадники покорности и порядка, патриархальных нравов и морали, должны быть предохранены от разрушительного влияния промышленной революции, слабые должны быть защищены, сильные укрощены – так звучат предостережения «этической» политической экономии по адресу правительств. Основным мотивом всех «этических» и большинства христианско-социальных экономий является инстинктивный ужас перед крупно-капиталистическим развитием и симпатия ко всем формам мелкого производства и их носителям: мелким крестьянам, мелким ремесленникам, мелким кустарям и т. д.

И это понятно; ведь все взгляды об отвечающей требованиям этике хозяйственной жизни могут вырастать, если не на капиталистической почве, то лишь на почве докапиталистической системы производительных отношений. На первой выросла этика или безнравственность «вульгарной экономии», вторая породила этическую и христианско-социальную политическую экономию, которая представляет, можно сказать, теоретическое выражение консервативной мелкой буржуазии, как отдельные формы проявления социализма, например, Прудона, являются теоретическим выражением прогрессивной мелкой буржуазии. Попутно я хочу указать на то, как научный социализм, тоже признающий эволюционную этику, совершенно логичным образом отказался, при требовании определенной формы социального порядка, от ссылки на этические принципы, так как они всегда представляли бы лишь результат современности.