Пишу все это для того, чтобы подчеркнуть, что Вы никак не погрешите ни перед русской литературой, ни перед издателями «Нов<ого> Журнала», оплатив по той же оценке, что, скажем, стихи Ир. Легкой или Глинки[240], столь длинный перевод. Что Вы лично думаете о значении моей поэзии, я не знаю в точности. Но достаточно будет, если Вы отнесетесь к моему предложению-просьбе «исторически литературно». Какой-то период времени оплата этого перевода даст возможность Георгию Иванову не подохнуть и не впасть в отчаянье. Ну и переберите русскую поэзию за последние четверть века… Ох, не сочтите эти слова за самоупоенное хвастовство. Мне, ей Богу, давно «все равно». Но все-таки, все-таки.
Воспоминания, о которых была недавно речь, я писать пока не могу. Я не могу продолжить того, что было послано и из-за забастовки и не дошло. М. б., если подлечусь, если Фонд пришлет деньги[241], приймусь за это. Поэтому-то я и предлагаю Вам «Кристабель». Это «товар», за который я ручаюсь и который делает мне честь как поэту. Пожалуйста, сообщите мне Ваш ответ через Гуля. Тогда я сейчас же par avion пришлю Вам текст. Целую ручки Вашей такой милой супруге, имя отчество которой, увы, я забыл. О Вас всегда вспоминаю очень дружески, очень «нежно». И как жаль, что когда нам удается встретиться, обстоятельства складываются так глупо.
Ваш
КРИСТАБЕЛЬ
Заключение II части
— сравните с подлинником — конец поэмы. Сравните и смысл, и музыкальную передачу, и «непередаваемость» того и другого.
30.Р.Б.Гулю[242]
<Конец ноября 1953>
5, civ. Charles de Gaulle
Montmorency (S et O)
Дорогой
Роман Борисович,
И<рина> В<ладимировна> получила рукопись[243] и просит поблагодарить Вас за быстрое исполнение ее просьбы. Прилагаю письмо к М. М. Карповичу[244]. Оно не заклеено, чтобы Вы могли осведомиться, в чем дело. Очень рассчитываю и на этот раз на Вашу любезную исполнительность и скорый ответ. Я очень хотел бы прислать Вам рукопись и получить за нее просимые деньги до праздников, чтобы не сидеть без гроша в «мертвые дни» — время, когда французы веселятся, богатые русские уезжают и жить еще поганее, чем обычно.
Я болен, болен и болен. В «Кристабели», которую предлагаю, есть — символически — сходство с — ужасными — посмертными стихами Бунина 1910—1953[245]. Мои правда «малость» повыше сортом. Но возможно, что и я сдохну ко дню, когда они появятся — тогда уж тоже на первой странице!
Хорошо. Я бы написал Вам, собравшись с силами, поподробнее. Но опыт последнего времени показал, что «дружеская переписка», завязавшаяся было между нами, Вами отклоняется. Увы, ощущаю Вас как в высшей степени внимательного и исполнительного члена редакции… Но что касается прочего, чувствую вдруг возникшую «стенку». Жалею, что так. И не знаю, чему это приписать. Т. е. какая кошка вдруг пробежала между нашей так мило и неожиданно наладившейся — чтобы оборваться — «эпистолярной дружбой».
Задал бы кое-какие вопросы — но, увы, знаю, что не получу ответа, как на множество заданных в письмах И. В. Хоть бы сообщили столь волнительные для нас, что и когда с Чеховскими кредитами[246]. Мы оба шлем сердечный привет Ольге Андреевне[247].
Ваш всегда Г. И.
Но то, что касается Карповича и «Кристабели», пожалуйста, не задержите[248]!
31.Р.Б.Гулю[249]
10 мая 1954
28, rue Jean Giraudoux
Paris 16 [250]
Дорогой
Роман Борисович,