Избранное: Величие и нищета метафизики

209 Enders, III, 308: 73* Мало есть текстов, дающих лучшую, нежели этот знаменитый текст, апологию мертвой веры, трагическое извращение ересью самых высоких истин.

210 ErL, 18, 260.

211 Weim., IX, 419, 36. См. также Weim., Il, 504 (1519): < Грехи его уже не его суть, но Христовы (лат.)> и др.

212 Weim., XII, 559,6(1523).

213 См.: Sum. theol., I, 82, 3.

214 Met., VI, 4, 1027 b 25.

215 Sum. theol., I-II, 58, 4, ad 2.

216 Мы уже касались этой темы в <Антимодернизме> (Предисл., с. 24), но здесь необходимо вернуться к ней.

217 См.: Боссюэ. История перемен... I, 9.

218 Ibid.

219 О. Hamelin. Le Système de Descartes. Paris, Alcan, 1911, p. 182.

220 См.: Рассуждение о методе, ч. VI.

221 См.: Правила для руководства ума, 3, 10.

222 См.: Hannequin. La méthode de Descartes. - , 1906; Hamelin. Op. cit., p. 82. Амлен вполне правильно пишет (р. 87): <Итак, вся теория знания Декарта состоит в том, что знать - значит схватывать в непогрешимой интуиции простые сущности и связи этих простых сущностей, которые сами суть простые сущности>.

223 Известно, что для Декарта безбожник не может обладать знанием какой бы то ни было истины: как бы ни было хорошо построено его доказательство, оно всегда может быть подвергнуто сомнению какой-либо гипотезой <лукавого гения>.

В самом деле: когда благодаря доказательству тот или иной вывод становится для нас очевидным, мы в то же время опираемся на предпосылки, принятые нами за истинные и которые были уже доказанные в качестве таковых. Но актуально их очевидность не является принудительной для нашей мысли, поскольку в данный момент акт нашего мышления направлен не на них, а на связанный с ними вывод. Мы помним, что воспринимали их как истинные, но актуально мы их так не воспринимаем. Поскольку же мы актуально не связаны очевидностью, едва гипотеза <лукавого Гения> явится в нашем разуме и будет принята нами, как становится возможным и сомнение в предпосылках.

По-видимому, Декарт нигде явно не ставил вопроса о принципиальной ценности наших познавательных способностей, но в первую очередь он решил фактически победить состояние сомнения (реально испытанного сомнения), которое сам же и породил, дерзко приняв гипотезу <лукавого Гения>, а потому он видит только один способ уйти от этой трудности. Чтобы, раз приняв гипотезу <лукавого Гения>, впоследствии отвергнуть ее, он прибегает к существованию и божественной достоверности. Для того, кто знает об этом существовании, гипотеза <лукавого Гения> уже не опасна (бесовское искушение побеждено), и с этого момента доказанные положения уже не могут быть вновь поставлены под сомнение; такой человек поистине знает.

Таков, по нашему мнению, подлинный ход мысли Декарта. Но может ли она таким образом быть избавлена от упрека в порочном круге? Нет: ведь истина <Бог существует> сама по себе - доказанное положение, и если у меня нет актуально принуждающей очевидности утверждающего ее доказательства, то, по логике самого же Декарта, я все так же могу испытывать на ее счет сомнения, внесенные гипотезой <лукавого Гения>. Чтобы избежать этого порочного круга, следовало бы считать это положение интуицией, присущей всему течению моей мысли. Таким образом, онтологизм, от которого всегда отрекался Декарт, является пределом, к которому картезианская метафизика сущностно стремится и только посредством которого она может обрести равновесие.

224 Хуан де Санто-Томас. Cursus theologiae, q. 58, disp. 22, a. 4, not. xxii {Vives, IV, p. 860).

225 Наши заблуждения в области умозрения суть случайные (не неизбежные) акты: они сами по себе не являются актами нашей свободы (тогда они всегда были бы также и нравственными проступками). Декарт же, строя теорию заблуждения по образцу теории греха (см.; Gilson, La Liberté chez Descartes et la théologie, p. 266; Gouhier. La pensée religieuse de Descartes, p. 212-215), приходит, не смея прямо признаться в этом самому себе, к тому, что всякое заблуждение становится и нравственным прегрешением. В действительности мы утверждаем от себя неочевидный объект, приписывая ему очевидность по причине ошибки в дискурсивной деятельности интеллекта, а эта ошибка не зависит необходимо от воли как свободной, то есть как относящей к своему собственному предмету (Благо человека) суждение интеллекта. Она необходимо зависит от воли лишь постольку, поскольку последняя прилагает к деятельности актуально погрешающий (лишенный hic et nunc надлежащей проницательности) интеллект и вследствие этого заставляет прилепиться к предмету, не уясненному должным образом.

226 <Чтобы достичь истины, - говорил впоследствии Мальбранш, - достаточно быть внимательным к ясным идеям, которые каждый находит в себе самом> (Recherches de la vérité, I, 1). Тэн приводит эти слова как характеризующие классический дух (Ancien Régime, III, 2) - мы скажем точнее: картезианский.