Избранное. Том 2

Кульджа покрыта ночным мраком. Люди в домах еще не спят, но на улицах уже никого не видно. Лишь редкий прохожий поспешно идет вдоль домов, поминутно озираясь в страхе. Даже Гани было в этот час не по себе! Ему казалось, что тьма невидимыми цепями сковывает ему душу. Никогда не ощущал он себя таким одиноким и беспомощным! «Что делать?» — эта мысль не покидала его. Встреча и беседа с Рахимджаном не успокоили его. Предостережения друга только раздражали Гани, который каждую минуту готов был вступить в бой с врагом и делал все, что было в его силах, ничего не откладывая на потом. «Что за люди, — сердился Гани, — на словах готовы горы перевернуть: „так сделаем, этак сделаем“. А как доходит до дела — их рядом нет. Лишь языком крепости берут. „Надо готовиться, надо ждать…“ Да сколько можно? Пока мы будем ждать, нас тут всех по одному уничтожат. Нет, пора самому браться за дело. Соберу десяток таких, как сам, и начну!» Оглядываясь на прожитое, Гани жалел, что столько времени истрачено по существу на пустяки. Погрузившись в эти мысли, Гани не заметил, как дошел до Доланских ворот. Они были заперты, в крепость войти невозможно. А что он хотел там сделать? Ах, да, хотел встретиться с Давуром и поговорить с ним насчет возможностей освобождения Нусрата. Вспомнив старика, Гани тут же вспомнил и Чолпан. Что с ней? Где она? А что, если и ее вместе с дедом упрятали в тюрьму? Как ей там невыносимо! Нет, не может быть! Гани зашагал еще быстрее, грозя кому-то в темноте своей мощной рукой.

Около часу Гани бродил, не зная куда деваться, потом его осенило: «Хромой Хашим! Он говорил, что у Нусрата в Кульдже есть родственники. Надо его найти!» Батур повернул в сторону базара.

Постоянным и единственным занятием Хашима всю его жизнь было пьянство и азартная игра. Он возвращался домой очень поздно, порой сытый, порой голодный, но неизменно в стельку пьяный. Его сожительница Шаванихан уже не ожидала его по вечерам. Да и вообще их мало что связывало, кроме общей крыши над головой.

Сегодня Хашим возвратился вне себя от радости. Редко ему так везло: он доложил Давуру, где можно найти Гани. За это тунчи угостил его в харчевне и дал денег. Очень прилично заплатили за этого бродягу-вора. Хашим даже Шаванихан принес гостинцы: отрез на платье, узелок с едой, даже бутылочку прихватил. Хотел посидеть с ней, как с порядочной, но эта шлюха куда-то смылась. Разозленный Хашим выпил всю водку один, а потом, не раздеваясь, не гася огня, свалился на постель и захрапел.

Разбудил его громовой голос:

— Смотри ты, как дрыхнет! Можно подумать, что днем он целое поле вспахал! А ну вставай, трухля!

Еще не проснувшись окончательно, Хашим уже сообразил, чей это голос, и от страха его прошибло холодным липким потом.

— Т-т-ты… как… вошел?

— Как, как! Прыгнул через забор — оказался во дворе, дернул дверь — в дом вошел.

Хашим с трудом приходил в себя. «О аллах! Почему же этот вор не арестован? Всегда он сухим из воды выходит! Дурак Давур, и я тоже дурак, что ввязался… Знает Гани?..» А батур словно читал его мысли.

— Я все знаю, Хромой! — Гани схватил Хашима за шиворот и сильно встряхнул.

«Все, пропал», — подумал Хашим и бросился батуру в ноги.

— Дорогой, Гани, брат мой, пощади!

— Не воняй! Если на этот раз не сделаешь так, как я велю, не жить тебе больше!

— Все сделаю! Все, Гани!

— Где сейчас Нусрат-халпат, знаешь?!

— Знаю, знаю! — тотчас ответил Хашим, обрадованный таким поворотом дела. Встряхни Гани его еще раз, он бы подробно рассказал о своем доносе, и Гани узнал бы, что по его следу идут черики с Давуром. Но теперь Хашим догадался, что батуру об этом ничего не известно.

— За что его посадили?

— Вот этого я не знаю, Гани.

— Врешь, Хромой! Все ты знаешь! Говори!

— Нусрат боролся с правительством…

— Что ты врешь? Где у восьмидесятилетнего старика силы бороться с целым правительством? — закричал Гани возмущенным голосом, про себя же подумал: «Неужели Нусрат действительно замешан в каких-то действиях против властей? Почему же он мне ничего не говорил об этом? Нет, тут что-то не так…»

— А дочь, нет, внучка его, сейчас…

— Чолпан? Где она? — прервал его Гани.

— Она сейчас в городе…

— У кого? Да развязывай ты язык, говори!

— У родственников Нусрата. Черт куда-то мою бабу унес, она точно знает у кого…

— И ты знаешь. Говори! А то!.. — Гани поднял кулак.

— Подожди, подожди, Гани, дай вспомнить… А, вспомнил, у этого, у Якупа.

— Ясно. Веди меня к нему.

— Хоп, хоп, слушаюсь, Гани. — Хашим встал, к чему-то беспокойно прислушиваясь. — Тебе нужно только, чтобы я показал дом Якупа? И все?

— Нет, до утра ты будешь выполнять мои приказания. А завтра делай что хочешь…

Едва они вышли на улицу, послышался топот. Гани быстро толкнул Хашима за дерево и сам прижался к стволу, ожидая, когда проедет всадник. Но тот остановился прямо у дома и, оглянувшись, стал слезать с седла. Тут Гани радостно окликнул его:

— Махаматджан!

Батур выскочил из-за дерева, конь испуганно прянул в сторону и всадник чуть не упал на землю.

— Ты словно с неба свалился, друг, — схватил коня под уздцы Гани, — как ты мне нужен!