Избиение младенцев

Письмо Ляли Никита на всякий случай сжёг и немедленно приступил к хлопотам по получению визы в Советский Союз. Вопреки ожиданиям в посольстве отнеслись к его просьбе с пониманием, то ли оттого, что недавно странами был заключён советско-французский пакт о ненападении и любые контакты сторон свидетельствовали о взаимной благожелательности, то ли оттого, что Никита пообещал прочесть в Москве пару необременительных лекций о французском самолётостроении, рассказать о себе и о своём товарище Константине Розанофф, а может, и ещё по какой причине… В посольстве ему все вежливо улыбались, помогли с оформлением бумаг и скоро он был уже готов отправиться в волнующее путешествие.

В Москве он появился глубокой зимой, когда запустение улиц и площадей, их дегенеративную запущенность и захламленность несколько прибрал обильный многодневный снежок, и город смотрелся весело и празднично под свежей, словно только что простиранной белой простынёй. Осознать пути движения московского транспорта он не мог, поэтому пришлось обращаться за помощью к постовому милиционеру. Тот вежливо объяснил, как проехать на Кудринку, подозрительно оглядел Никиту с головы до ног и на прощание, сурово глянув на него, отдал честь. Никита быстро доехал до Садового кольца, по пути узнавая знакомые места, и вот уже мелькнули перед ним Кудринская площадь, въезд на Поварскую, чеховский флигель, и сразу за его коваными воротами открылся родной дом.

Сердце Никиты сильно забилось.

Он вошёл в парадное и увидел в нём признаки холопского запустения, окурки, мусор, мятые газетные обрывки, плевки, отметил отсутствие огромного зеркала, когда-то занимавшего нишу под аркой, и грязные стены с зияющими ранами выбитой плитки. Быстро преодолев просторный лестничный марш, он подошел к квартирной двери. На ней по-прежнему красовалась латунная тройка, но звонок был не один, – на дверном косяке их разместилась целая вереница. Никита в замешательстве позвонил в общий. Прошла минута, другая… сердце у него забилось ещё сильнее… щёлкнул замок… ладони у Никиты стали влажными… Дверь распахнулась… на пороге стояла Ляля. Он мгновенно узнал её, то была его любимая сестра, его возлюбленная, единственная женщина его жизни, – она стояла перед ним в блёклом домашнем халатике, покорно опустив руки и ссутулившись, и в глазах её была такая невыразимая тоска, что Никита сразу всё понял, и жалость к ней, смешанная с мучительной нежностью и страхом, обрушилась на него душным пологом, отменив свет, воздух, звук, отменив саму жизнь…

Ляля подняла на него тусклые глаза и тихо сказала:

– Беги… пожалуйста, беги…

И он побежал. Он метнулся на лестницу, надеясь выскочить из парадного, но путь ему преградил крепкий мужчина в лёгком пальто и мятой шляпе. Тогда Никита бросился в противоположную сторону, вверх, но и оттуда, из-за маршевого поворота появились двое и накинулись на него. Он отскочил на площадку, каким-то образом вывернувшись из четырёх раскинутых рук, обошёл их слева по кафельной стене и помчался наверх. Один из мужчин, ударившись о раскрытую дверь, грязно выругался, выхватил из-за пазухи пистолет и, сжав зубы, выстрелил вслед Никите. Пуля звучно чмокнула стену и на голову ему посыпались острые кафельные осколки, на лице появилась кровь. Он помчался по лестнице, пробежал несколько маршей и увидел дверь флигельной крыши. Он толкнул её, дверь оказалась незапертой. Никита метнулся на площадку, огороженную резной балюстрадой и понял, что совершил ошибку. Он с детства знал – площадка глухая, никаких выходов с неё нет, только через балюстраду во двор, но тут четвёртый этаж! Он перегнулся вниз… впереди сиял только что расчищенный дядей Ильшатом дворовый асфальт. Справа – зады особняка Миндовской и массивная стена, покрытая поверху колючей проволокой… да и не допрыгнуть… слева – небольшой палисадник с сугробом, сформированным дядей Ильшатом из собранного снега… Никита мгновенно вскочил на балюстраду, намереваясь с угла допрыгнуть до глубокого снежного массива, но тут с лестницы выскочил один из охотников, стремительно преодолел небольшое расстояние до Никиты и, схватив его за пальто, резко дёрнул. Никита повалился на противника. Молотя его кулаками, он всё пытался отступить к краю площадки, чтобы влезть на барьер, отделявший площадку от улицы, – ему удалось встать, на мгновенье обездвижив напавшего, и уже занести ногу на шершавый бетон балюстрады, но тот быстро опомнился и резким рывком вернул Никиту на место. Никита вцепился в него и потащил по краю плоской поверхности барьера, положил поперёк и, левой рукой удерживая за пальто, правой перекинул грузное туловище врага во двор. Послышался короткий хруст и в просветы между балясинами Никита увидел распростёртое на асфальте тело. В этот миг сзади к нему подбежали двое, и сильный удар сбоку в лицо сбил его с ног. Короткая возня, всхлипы, стоны, ругательства, – Никите вывернули руки, сунули лбом в грязный бетон, и один из напавших уселся ему на поясницу. Его грубо сволокли по лестнице, вытащили из парадного, втиснули в чёрный автомобиль, стоявший возле бордюра, – прохожие смотрели, остановившись возле них в недоумении; взревел мотор и автомобиль помчался по Садовому кольцу.