Избиение младенцев

Тарасенко нехотя распустил строй, но кадеты не стали расходиться, все взволнованно принялись обсуждать ситуацию. Общее настроение было – прорываться в порт, а если понадобится – принять бой и с честью погибнуть. Но звучали и голоса, призывающие помнить о малышах.

В нервных шатаниях прошло ещё часа два; до корпуса долетели слухи о гибели первого кадетского обоза, – правда то была или нет, – никто не знал… Мимо корпуса суетливой побежкой двигались уже разрозненные группки беженцев, громыхали одиночные телеги и подводы, возницы отчаянно нахлёстывали лошадей и надрывно, со слезой в голосе кричали им какие-то последние напутствия.

Осознав наконец гибельность дальнейшего промедления, Бернацкий вновь построил первую роту на плацу.

– Господа, – хрипло проговорил он голосом отчаявшегося и потерявшего веру человека, – прошу вас, не оставляйте малышей! Приказываю двигаться к румынской границе. Сейчас выходим на овидиопольскую дорогу, через пару дней будем в Аккермане, а там… Бог даст!

И всё мгновенно пришло в движение. Сборы оказались быстрыми, потому что собирать было уже почти нечего; с первым обозом ушло продовольствие, обмундирование, ушло всё самое главное. Без вещей, без продуктов, оставив тифозных больных в лазарете, корпус вышел на окраину города. Странное и отчаянное, рвущее каждую сострадательную душу зрелище могло открыться случайному обывателю, окажись он в тот час на городской границе: длинная колона в чёрных шинелях медленно ползла на фоне туманного зимнего дня, белые вещевые мешки, наскоро сделанные из наволочек, чётко выделялись, словно мишени, на чёрных спинах кадетов, – как позорные пятна, как отметки изгоев, как клейма, обрекающие на вечное рабство, а может, то были знаки спасения и богоизбранности, ненавязчиво намекающие на присмотр небес? Частокол винтовок, протыкавших штыками сизый туман, медленно плыл над колонной. В арьергарде шли воспитатели с семьями и ехала единственная подвода, везущая нехитрый скарб. В самом конце колонны – ковылял шестиклассник Бируля-Беланович, едва оправившийся от тифа, не пожелавший оставаться в корпусе; он еле плелся, обессиленный болезнью, и тяжело дышал морозным воздухом. Впереди, на дороге, был виден гигантский хвост беженской колонны, начало её терялось в туманной дымке. Кадеты шли последними, нет-нет оборачиваясь и поглядывая в сторону оставляемого города, – вдруг сзади налетит Котовский со своею бешеной конницей, вдруг придётся попадать в снег по обочинам дороги и защищать малышей, идущих в авангарде? Прямо в лицо дул, подвывая, морозный ветер, колол щёки и лбы иглами острых льдинок, вышибал слёзы из глаз. Отчаянье душило мальчишек. Вдруг на каком-то повороте дороги появилась щербатая из-за нагромождения кусков льда водная гладь, – на рейде толпились игрушечные корабли, суетливо и, кажется, беспорядочно выходившие в море. Сердца кадет сжались, они наконец в полной мере осознали своё скорбное сиротство. Пропасть, чёрная пропасть отверженности… и кому ещё повезёт стать отверженным, а не погибнуть в днестровских плавнях…

Измождённый Бируля-Беланович отставал всё больше, и всё более хриплым становилось его надсадное дыхание. Сойдя на обочину дороги, он сел отдохнуть возле поваленного дерева, скрючившись и засунув руки в рукава шинели, замер в попытке забыться. Через минуту поднял мокрое лицо и посмотрел вслед уходящей колонне.

– Прощайте, кадеты… – прошептал он и жалко всхлипнул, уронив в снег мгновенно замерзшие на лету слёзы…

К вечеру, пройдя около десяти вёрст, кадеты добрались до немецкой колонии Ламсдорф. Никита был совершенно опустошён дорогой и общим состоянием подавленности и страха. Усталость изрядно потрепала мальчишек, кадеты умудрились даже забыть, что еды во весь день не было никакой. В темноте и в крепчающем морозе брели они по улочкам колонии до тех пор, пока не подошли к мрачному одноэтажному зданию местной школы. Только что её покинули гвардейские сапёры, уступив кадетам вымороженные сырые помещения, где можно было хотя бы защититься от ветра. Кадеты нашли пустой класс, на полу которого была накидана густо заселённая вшами прелая солома, и поп а дали в неё как попало. Засыпая, Никита чувствовал, как мороз потихоньку прихватывает ноги, а по леденеющему лицу начинают деловито ползать почуявшие свежую кровь вши…

В шесть утра офицеры принялись будить своих подопечных; кадеты с трудом встали и, досыпая на ходу, выстроились в темноте перед школой. Младшие стали в строй с винтовками, подобранными на соседних улицах. Странно было видеть этих исхудавших детей с огромными берданками в руках. Кое у кого были приставлены к ногам австрийские «манлихеры» и французские винтовки Гра, которые по росту почти равнялись малышам.