Читаем Избавление полностью

Шли километров пять пустырем, изрытым траншеями и заваленным ржавым железным ломом. Встреченную речку женщина переходила на неглубоком месте, сняв башмаки и приподняв юбку, за ней в ботах, ступая по камням, перешла и Верочка. Зачерпнула немного воды, а не подала вида, полагая, что в хате обсушится.

Поселилась Верочка на хуторе, в белой мазанке, и через день-другой так свыклась с хозяйкой Ганной и ее малыми хлопцами, что та души в ней не чаяла, находя в голубоглазой Верочке свою дочь, такую же, видать, голубоглазую, с косами до пояса... Порой, из закутка поглядывая на прихорашивающуюся Верочку, хозяйка горестно вздыхала и принималась плакать, утирая рушником глаза.

Ненароком забежав в чулан, чтобы попить колодезной воды, Верочка застала хозяйку всю в слезах и остолбенела:

- Что это, вы вроде плачете?

- Ничего... Горя зараз не поправишь...

- Но что у вас за горе? - встревожилась Верочка.

- Дивлюсь я на тебе и ластивку свою вспоминаю... Де вона зараз блукае?

- Какая ластивка? - не поняла Верочка.

- Германец в полон забрал мою дочку, - заговорила женщина. - На тебе схожа, як ридни сестры.

- Как же это случилось? - пытала Верочка.

- Люди бачили. Кажуть, ироды вирвалися в город, в квартиру, де вона гостевала... Стягнули мою дочку с кровати, пидхватили в спидныци... И погнали по шляху в полон... Ой, бедна моя дитыно, ластивка моя, деж ты зараз?.. - Ганна опять заплакала.

Верочка и сама чуть не разревелась. Обняв Ганну за шею, старалась утешить ее.

"В каждой семье свое горе, каждый дом война слезами окропила, думала позднее Верочка. - У нее вот дочку в полон увели. А у меня тоже несчастье".

Свидания с Алексеем не дозволяли. Как ни уговаривала дежурную сестру, чтобы впустили к больному, - не помогало, и в другой раз она самочинно прошмыгнула в палату.

Алексей лежал недвижимо, покрытый простынью, и только по скучным, хотя и горящим, глазам угадывалось, что состояние у него неважное. Расспрашивать его Верочка боялась, а сам он заговаривать не хотел, только смотрел на нее, оробелую и жалостливую, молчаливо, иногда лицо его становилось сердитым, и это был намек на то, чтобы Верочка уходила.

Появившаяся в палате сестра накричала на нее за то, что она самовольно ворвалась к больному, и с того часа строго-настрого запретили ее впускать, и лишь краем уха Верочка услыхала, что Кострову сделана какая-то операция руки. Верочка не знала, все ли обошлось ладно, и это страшно угнетало ее.

Недели через две лечащий врач, с которым Верочка разговаривала, заверил, что здоровье больного идет на поправку, и для Верочки не было, пожалуй, большей радости. Впервые, кажется, она заулыбалась. Во всяком случае, тревога наполовину унялась, и, прибежав в хату, она бросилась к Ганне, целуя и кружа ее.

- Да що у тебе таке, дочка? - спросила, не понимая, хозяйка и сама невольно и беспричинно улыбалась.

- Здоровье у Алексея идет на поправку. Врач уверил меня, что рана заживет, что скоро... Выпишут, выпишут! - повторяла Верочка с сияющим лицом.

- Дасьт бог, одним лихом буде меньше, - вздохнула хозяйка и перекрестила Верочку троеперстием.

Успокоенной ходила Верочка весь день, помогала хозяйке на огороде высаживать рассаду помидоров, стирала белье, а легла спать, и вновь беспокоили думы: "Придет времечко выписываться из госпиталя, а обмундирование у него непригодное, порванное, в пятнах крови небось..."

С попутной машиной она решила поехать в дивизию, чтобы встретиться с Гребенниковым. Уже на территории штаба дивизии в утомленном от жары и обшарпанном лесочке комендантский наряд задержал Верочку. Выясняли, кто она, прежде чем провести до блиндажа начальника политотдела. Когда же Верочка пыталась попасть на прием, дежурный офицер сообщил, что начальник политотдела находится в отлучке, на передовой.

- А можно проехать на передовую? - спросила Верочка.

Дежурный смерил ее удивленными глазами, насмешливо поддел:

- Прыткая вы девчонка, погляжу. А не побоитесь?

- Чего?

- Дыма порохового.

- Надеюсь, дым не помешает найти полковника.

Офицер посмеялся и указал на пенек, чтобы присела и ждала.

- Больно жестко сидеть, - прыснула Верочка. - А нельзя вызвать связистку Тоню? При штабе у вас работает, на телефонной станции. Фамилию, правда, забыла. На вид пухленькая такая...

- Пышечка наша, - ухмыльнулся дежурный. - Сорвиголова, у нее на уме только ухажеры!

- Однако любите вы вольности, а если я Ивану Мартыновичу доложу?

Офицер-дежурный, переменив тон, спросил:

- А вы, собственно, кто?

- Да я с делегацией уральцев приехала. Небось слыхали?

- Ах вот вы кто? Та самая девица, которая капитана разыскивала... Слыхал-слыхал... Кстати, как ваш капитан себя чувствует? Раны заживают?

- Заживают, - нехотя, словно он знает про капитана что-то дурное, ответила Верочка.

- Ну и когда его выпишут? Куда же вы лично подадитесь?

- Останусь воевать, дыма вашего хочу понюхать...

- Кем же будете воевать? - допытывался дежурный.

- Куда пошлют. Подучусь, могу и стрелять.

- Ого, да вы совсем смелая! - подивился офицер. - Только не советую вам лезть в пекло. Не дело это - с винтовкой да в окопах в платье появляться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии