Читаем Избавление полностью

- Ранен, - грубовато ответил он. - Ничего страшного... Просто... Ну... царапнуло малость... Только не хныкать, слышишь? Не распускай нюни, держи себя... Не такое бывает, и то... - Он говорил нарочито суровым голосом, желая тем самым сбавить горе, которое обрушится на нее.

- Пойдем, Верочка. Пойдем, касатка, - добавил, наоборот, мягким голосом дядя Ксенофонт. Взял ее за руку и повел в лес, куда шагал Гребенников и куда показывала дощечка - стрелка с красным крестом.

Позднее Верочка, увидев лежащего на носилках, без кровинки в лице, Кострова, сразу не поверила, что это он, будто и не признала в этом раненом, заросшем бородой, своего Алексея, но с мгновенным криком: "Але-е-шка!" - обхватила руками его голову, упала, приникла к нему, смотрела ничего не видящими глазами, ощупывала пальцами в мелкой дрожи, гладила исхудалое лицо, шею... Крепясь через силу, Алексей здоровой рукой прижал на минутку к груди ее голову со светлыми, как спелые колосья, волосами. Прижал и застонал от боли, причиненной движением. Она осторожно взяла его за руку, веря и не веря, что пульс бьется, вгляделась в глаза, в лицо, на котором нервно подергивались мускулы.

- Раненому нужен покой, - проговорил начальник медсанбата.

Верочку увели в отдельную комнату-сторожку. И Гребенников, и старичок Ксенофонт, который держался за грудь, шумно глотая воздух, и начальник медсанбата уговаривали ее быть спокойной, возвращаться в штаб дивизии. Верочка и слушать не хотела. Твердила одно: ни на кого своего Алешку не оставит! Вплоть до того, что останется в армии. Берут же добровольцев!

- Я должна быть с ним! Понимаете, должна! - с решимостью заладила она.

Ксенофонт Родионович разводил руками, не зная, как в таком случае поступить. И наконец, обронил:

- Согласимся, полагаю, с Верой. Я, как руководитель делегации, санкционирую ее уход на фронт. Для пользы дела и, конечно, для обоюдного счастья... Надо согласиться.

- Ой, дядя Ксенофонт, век не забуду вас! - и Верочка потянулась целовать его.

- Ну, будет... Хватит!.. - ворчал старичок. - Оставь для своего Алешки!

Не раздумывая, Гребенников сказал:

- Ладно, коль ее желание пойти добровольцем, можем оставить в армии. Пусть временно побудет при раненом Кострове... Мы же в дивизии зачислим ее на полное довольствие, вернется отсюда к нам, выдадим обмундирование, будем учить солдатскому ремеслу... А в свободное время она будет навещать Кострова. Где он будет лежать на излечении? - спросил Гребенников у начальника медсанбата.

- Ранение такое, что придется везти в полевой армейский госпиталь.

- Ну, ничего... Недалек путь, будет проведывать.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Раненые, способные передвигаться, шли своим ходом - пехом, как они это называли, - другие, лежачие ехали на повозках, на полуторатонных грузовиках и даже на тряских двуколках. В медсанбате, упрятанном в подлеске, мест в брезентовых палатках не хватало; раненых приходилось укладывать на раскладных койках в затишке возле кустов орешника или прямо на земле. Мучения свои они переносили молча, и если что и требовали, то разве глоток воды. Лишь порой, прикованные тяжелым недугом, в забытьи, в бреду, вскрикивали исступленно слова команды, а иные повторяли тихо и подчеркнуто вежливо:

- Сестра... Сестричка...

Верочка огляделась: никого из свободных, не занятых делом медицинских сестер не увидела, и ей вдруг почудилось, что зовут, молят подойти ее, только ее, и она, на миг растерявшись, не зная, как и чем помочь, что-то невнятно шепнула Алексею, начала успокаивать, просила потерпеть. Потом вместе с подошедшей сестрой она снимала окровавленные бинты, второпях наложенные санитарами еще на поле боя, и накладывала чистые повязки, подносила, кому позволено было пить, в алюминиевой кружке воду, и те опорожняли ее жадно, крупными глотками. Успокоенные, они благодарили Верочку ожившими глазами.

Проходивший мимо начальник медсанбата увидел Верочку в белом халате, забрызганном кровью, и похвалил:

- Новый сотрудник. Возьмем на полное довольствие, и не нужно в дивизию возвращаться.

- Ой нет, товарищ начальник, я не могу.

- Почему?

- Крови боюсь.

- Не велик страх. Привыкнешь. А что касается крови, ее боятся не только люди, но и животные. Например, волки совсем не могут переносить красный цвет.

- Но почему так? - удивилась Верочка.

- У них надо спросить. Вероятно, красный цвет в их представлении связан с собственной кровью, обычно сопровождаемой болями.

"Так и я не могу смириться со своей болью", - подумала Верочка, поглядев в сторону Кострова. Спросила у начальника, когда повезут вот его, капитана.

- Первичную обработку сделали? - обратился начальник к сестре и, получив утвердительный ответ, поглядел на ручные часы: - Не позже как через два часа отправим его дальше, в армейский госпиталь. Так что будьте готовы ехать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии