Читаем Избавление полностью

Гребенников мог часами слушать мудреные солдатские истории, но ему было сейчас некогда, и он заторопился уходить.

— Ладно, ребята, готовьтесь, — сказал он, пожав руку персонально Нефеду Горюнову и Тубольцеву, а остальным кивнул и пошел на командный пункт армии.

Командарм Шмелев лежал в крытой полуторке, на койке–раскладушке, весь перебинтованный. Вчера при отражении контратаки произошло такое сближение с немцами, что дело дошло до рукопашной. Генерал Шмелев очутился в самой гуще свалки. Солдаты из комендантской роты и адъютант пытались его прикрыть, и не удалось. У самых ног разорвалась граната. Двоих из охраны насмерть положило осколками, а Шмелева ранило: подкосились ноги, упал, пытался встать, даже шагнул и будто споткнулся, клюнув носом оземь. Теперь он лежал на раскладушке с перевязанными лицом и ногою. Врач, осмотревший и обработавший раны, сказал, что, к счастью командарма, граната была противопехотная и разорвалась, наверное, неблизко, шагах в семи, иначе бы… "Что могло быть иначе, — слушая врача, перебил тогда командарм, — не будем гадать. Запомни: Шмелевы такой породы — целиться в них можно, а убить нельзя…"

Вчера же Иван Мартынович, имевший на него особое влияние, хотел переправить командарма в безопасное место.

— Покуда идет война, нет безопасных мест. Всюду фронт, — говорил Шмелев без всякой бравады, как вполне разумеющееся.

После случившегося Николай Григорьевич в душе выругал себя, что очутился в гуще схватки, — все–таки не дело командарма попадать врукопашную, его дело командовать. Но а как же иначе, коль обстановка принудила… У него был жар, от болей потел, рубашку хоть выжимай. Завидев протиснувшегося в полуторку Гребенникова, он посмотрел на него воспаленно–жалостливыми глазами, сказал постанывая:

— Худы дела у меня…

— Крепись, Николай Григорьевич! Был сейчас у солдат.

— Ну и как они? Неважно себя чувствуют, поругивают нас, полководцев?

— Народ понимает обстановку. И быть может, не хуже, чем мы с тобой. Разговорил я Нефеда Горюнова, Тубольцева, ты их знаешь, со Сталинграда с ними дюжим. Так что ты думаешь? Они тоже вышли на оперативный замысел. В самый корень зрят: предлагают ударить по немецкой наступающей группировке во фланг…

Шмелев задумался, потом сделал жест рукою, пытаясь выразить этим: "А ведь как неплохо?", но вскрикнул, задев больное место. Ругнулся матерно. Медленно, поддерживая руками раненую ногу, с искаженным от боли лицом встал, попросил подать ему хотя бы ящик из–под макарон, разложил на нем карту, провел одну нежирную красную стрелку, упирающуюся с юга в сторону озера Веленце и дальше на Эстергом, намеревался провести и вторую стрелку. Он знал, что сил у немцев, двинувшихся в горловину прорыва, на рассечение нашего фронта ради того, чтобы выручить своих осажденных в Будапеште, много: против одной только армии Шмелева и на самом левом фланге, в устье реки Драва, где размещены позиции болгарских и югославских войск, действуют 2–я танковая армия неприятеля, артиллерийские и инженерные подразделения… И надо полагать, гораздо больше танков, артиллерии и пехоты брошено на развитие прорыва. А в самом городе, в Будапеште, закупорено сто восемьдесят восемь тысяч, говоря на военном языке, активных штыков! Нешуточная группировка: попробуй одолеть. И все знают, что жить надо, все надеются на жизнь и поэтому борются. Но все–таки окружены. И положение у них катастрофическое, а у нас что?.. Временное тактическое осложнение, да и только. И если нападут и разгромят КП армии, то от этого мировой политике будет ни жарко ни холодно… Был такой Шмелев, и нет Шмелева… "Фу, гадость какая пришла на ум!" — перебил себя Николай Григорьевич и настроился додумать предполагаемые контрмеры. Искушение брало, силился провести вторую, более жирную стрелу, нацеленную ударом с севера. Но войска, стоящие на севере, не были в его власти, он ими не командовал, и карандаш из его руки беспомощно выпал.

— Вызывайте комфронта, и немедленно. Тотчас!

— Проводная связь с фронтом оборвана, — ответил ему дежурный связист–офицер.

— А рация зачем? Рация, я говорю, зачем? Чтоб комариный писк слушать?

— Рацию можно, — сказал офицер–связист и начал настраивать волну, вызывать позывные. — Молчат, товарищ командарм, — сокрушенно промолвил офицер.

— Вызывайте, — и, охнув, командарм повалился на раскладушку.

Часа три, до утра, до седьмого пота колдовал связист над рацией. Изредка поглядывал офицер–связист на койку, на командарма — тот спал, слегка похрапывая, и связист мысленно заклинал в помощь себе и мать, и детей, и, кажется, всех духов, чтобы помогли ему все же связаться с командующим фронтом. "Надо срочно доложить. Ранен ведь… Сможет ли выдержать напряжение", — волновался офицер–связист.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторжение. Крушение. Избавление

Похожие книги