— Возьми. Не знаю, почему я их сохранила. Мне это уже давно не интересно. Что-нибудь случилось?
— Нет. Ничего.
Пушкин ушел к себе. Он знал, что сегодня разговора с женой не избежать, но сейчас говорить не хотелось. Когда он переоделся, доложили о визите Соллогуба. Пушкин принял его в кабинете. Поздоровавшись, граф протянул ему конверт. Пушкин воскликнул:
— Я уж знаю, что такое письмо получил сегодня же от Елисаветы Михайловны Хитровой: это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что безымянным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя — ангел, никакое подозрение коснуться ее не может.
— Если Вам нужен секундант, располагайте мной.
В ответ Пушкин сердечно пожал ему руку и сказал:
— Дуэли никакой не будет, но я, может быть, попрошу Вас быть свидетелем одного объяснения, при котором присутствие светского человека мне желательно.
Позже Пушкин и Соллогуб прогулялись по Невскому. Зашли к оружейнику. Пушкин приценился к пистолетам, но не купил за неимением денег. Потом зашли в лавку к Смирдину. Пушкин написал записку Кукольнику, попросил денег. Пока он писал, Соллогуб сочинил эпиграмму:
Выходя из лавки, Соллогуб прочел эти строчки Пушкину. Тот быстро добавил:
Расстался Соллогуб с Пушкиным совсем успокоенным: дуэли не будет.
В тот же день вечером Пушкин долго говорил с женой. Потом вызвал Никиту и приказал ему отправить городской почтой письмо на Невский проспект, 48, в Голландское посольство. Это была записка Жоржу Дантесу, «короткий вызов, иль картель».
Пушкин отправился по дороге на Черную речку.
И все-таки дорога эта началась намного раньше. Когда? На каком расстоянии от «погибельной речки»? Может быть, 18 февраля 1831 года, когда в церкви Вознесения, что в Москве у Никитских Ворот, протоиерей Иосиф Михайлов, соединив руки Пушкина и Гончаровой и обведя их вокруг аналоя, пропел «Исайя, ликуй»?
Вскоре после приезда молодых из Москвы в Петербург Дарья Федоровна Фикельмон делает запись в дневнике: «21 мая 1831. Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать. Я видела ее у маменьки — это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая, — лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, — глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, — взгляд не то чтобы косящий, но неопределенный, тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен, рядом с ней его уродливость еще более поразительна, но когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостает, чтобы быть красивым, его разговор так интересен, сверкающий умом, без всякого педантства».
А может быть, дорога началась 11 октября 1833 года, когда французский роялист Жорж Дантес, молодой красавец, ровесник Натальи Николаевны (он старше ее на 6 месяцев и 22 дня), прибыл в Россию вместе со своим опекуном бароном Луи Геккерном де Беверваард? Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала в тот день: «Пароход „Николай I“, совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го сего октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в их числе королевский нидерландский посланник барон Геккерен».
Но пути Пушкина и Жоржа Дантеса могли бы и разойтись летом 1835 года.
В письме графу Бенкендорфу Пушкин пишет 1 июня 1835 года: «Ныне я поставлен в необходимость покончить с расходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне в будущем только беспокойство и хлопоты, а может быть, нищету и отчаяние. Три или четыре года уединенной жизни в деревне снова дадут мне возможность по возвращении в Петербург возобновить занятия, которыми я пока еще обязан милости его величества…» Тогда же, через две недели, Пушкин пишет В. А. Дурову из Петербурга в Елабугу: «…деньги — дело наживное. Главное, были бы мы живы». Сейчас бы сказали: он как в воду глядел. Но уехать из «свинского Петербурга» в деревню не удалось. И уже 4 июля Пушкин отступает: «Государю угодно было отметить на письме моем к Вашему сиятельству, что нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню, иначе как взяв отставку». А отставка — это запрет на вход в архивы. Так может быть, дорога к Черной речке и началась тем летом?
Или все-таки позже… Например, 4 ноября 1836 года, когда утром городская почта доставила Пушкину и его ближайшим друзьям анонимное письмо-пасквиль, в котором Пушкин объявлялся рогоносцем. И в тот же день произошло еще одно роковое событие, о котором мы узнали совсем недавно из писем Жоржа Дантеса.
А может быть, это судьба, и версты по этой дороге надо отсчитывать с самого первого дня, с четверга 26 мая 1799 года, со дня Вознесения, когда Пушкин родился? Петр Бартенев писал о Пушкине, что «важнейшие события его жизни все совпадали с днем Вознесения».