И глупо и грешно, каюсь, но только когда мне стукнуло 35 лет, я перестал целиться к тому, чтобы быть опять принятым у доминиканцев. Возобновляя синтезис своей духовной жизни, я решил его искать не со стороны ума, а со стороны сердца. Ум меня далеко не ввел: слишком меня тяготят необузданные страсти. А то откровение любви, которого я удостоился в юношестве, лежало во мне как зарытое сокровище.
Попросился к Младшим Братьям отца де Фуко [42]. Приняли меня с любовью. Но и тут мое трудное психическое равновесье, моя чуждость к сплошной латинской обрядности были неодолимым препятствием. А униаты, они — отчаянны (имеют своих подвижников). Настоятель мне предложил стать, так сказать, «монахом в миру». Лучшего перевода не найти, но от мира мы и духовно не отходим. В следующем своем письме я упомяну о двух из них: епископ Риобе и свящ. Секундо Галилея («левые католики»).
О своих связях со Святой Землей я сегодня не расскажу. Так было Господом устроено, что я удостоился дать свой досмертный монашеский обет в самом храме Христова Воскресения. Я тогда жил в очень суровом и сыром краю и стал тяжело болеть от хронического бронхита.[43] Мой брат мне сообщил, что они открывают отдел в Иерусалиме, и охотно приняли бы восточного священника. Так я переселился сюда 9 лет тому назад. Благодаря сухому климату мое здоровье поправилось, и множество православных храмов мне позволяют бывать еженедельно на службах. И тут легко молиться.
К доминиканцам я остаюсь близким, но мало приходится с ними встречаться. Для Младших Братьев [44] я часто служил, но они закрыли Иерусалимское братство: слишком тяжело жить у арабов, не разделяя их ненависть к евреям. На Младшие Сестры [45] я махнул: слишком пристрастны оне или к арабам, или к евреям (есть два «братства»). И слишком оне упорны в своем униатстве. Со своим настоятелем я поддерживаю письменную связь и его посещаю.
Получил Ваше письмо от 23–го. И Шура [46] получила письмо. О Раули [47] я Вам послал, вместе с другими трудами, которые могут Вас интересовать, не его труд об апокалиптике, а труд о вере Израиля, который я случайно достал. Или Вы недосмотрелись, или получили не от меня. Об апокалиптике нужно ли заказать? Получили ли горшочек кумранский? Мое следующее письмо будет о «левых католиках».
Шуре когда–то захотелось заняться Amiel’ом. Я приобрел его журнал 1866–го года. Но мы никогда им не займемся, потому что Шура его ставит на облака, а я отношусь довольно равнодушно — хотите, я Вам пошлю.
21 февраля 1975 г.
Дорогой о. Всеволод!
Рад снова продолжить начавшийся диалог о различии и сходстве наших исповеданий. И хорошо, что мы с Вами не «богословы» в узком смысле слова! Впрочем, Ваше письмо от 28/I — целый трактат, богатый разнообразными мыслями; так что даже не знаю, смогу ли Вам ответить на все достаточно удовлетворительно. Попробую разбить все на пункты.