Из Парижа в Бразилию по суше

Когда началась описываемая история, друзьям было по тридцать пять лет. Жюльен де Клене, среднего роста, блондин, как и положено сынам Галлии[43], сохранил стройность двадцатилетнего юноши. Широкий в плечах, узкий в бедрах, он был бесстрашным и выносливым путешественником, не ведавшим ни усталости, ни болезней. Человек придирчивый нашел бы, что у Жюльена слишком правильные и безукоризненные черты лица. Действительно, безупречной формы орлиный нос, пухлые губы и белокурая, аккуратно подстриженная бородка могли бы позволить нам отнести его в разряд салонных[44] красавчиков, если бы не темный загар и настойчивый, внимательный и жесткий, чуть ли не суровый, взгляд исследователя-землепроходца, готового в любой миг отразить нападение хищника или бандита.

Жак, напротив, был сутулым брюнетом с наметившейся лысиной, пухленькими руками, выпиравшим брюшком и приветливой улыбкой на несколько оплывшей физиономии.

Теперь, познакомив читателя с героями, продолжим наш рассказ.

Жак, не привыкший к спиртному, во время роскошной трапезы по рекомендации друга отведал восхитительное бургундское[45], а затем и несколько рюмочек ликера, услужливо подвинутых к нему Жюльеном, преследовавшим определенную цель. Последствия такой хитрости не замедлили сказаться: Жак разрумянился, развеселился, глаза его горели, и все уже представлялось ему в совершенно ином свете.

— Подумаешь, отставка! — беспечно изрек он, закинув ногу на ногу. — Раз ты считаешь, что так надо…

Официант принес бумагу, чернила и ручку.

— Я предпочел бы бумагу получше. Чтобы выглядело солиднее, — произнес Жак.

— И так сойдет!

— И что же напишу я уважаемому префекту? Я в этом ничего не понимаю. Есть, наверное, какая-то форма. Излагать ли ему причины?

— Зачем! Заверши уведомление об уходе с работы формулой вежливости и подпиши.

— Но объяснение мотивов было бы знаком уважения не только к начальнику, но и к моим коллегам.

— Делай как знаешь. Жак устроился поудобнее.

— Так вот: «Имею честь, господин префект, объявить вам о своей отставке… Примите, господин префект, заверения в моих почтительных чувствах».

— Да что ты распинаешься в своей почтительности! К чему этот стиль примерного секретаря?

— Милый мой, — серьезно ответил Жак, — когда мне приходилось раньше писать начальству, я всегда кончал заверениями в том, что рад ему служить… Теперь же действительно я могу писать по-другому. Миллионер, отправляющийся путешествовать, — это уже не канцелярская крыса!

— Вот как?

— Да, друг мой, с прежним Жаком покончено, пора в путь! Я чувствую, что преобразился и способен теперь, Бог мне судья, отправиться хоть на Луну.

— Ну, он дошел! — шепнул сам себе Жюльен. — Воспользуемся же с толком его настроением: куй железо, пока горячо! — И затем обратился к другу: — Ну что ж, пошли!

— Куда?

— Вручать заявление.

— А потом?

— Я займусь покупками, а ты мне поможешь.

— Идет!

Жюльен нанял кучера, красовавшегося в белой фуражке, и тот в предвкушении хороших чаевых помчал двух друзей через весь город. Когда дилижанс[46] остановился вскоре у дверей правительственного учреждения, Жак, задремавший было после богатого пиршества, открыл глаза и был несказанно удивлен, увидев здание с охраной перед ним.

— Мне мерещится? — произнес он в недоумении. — Постой, это же не моя контора! Ты ошибся! Ко мне надо ехать до Люксембургского сада!

— Сейчас туда и отправимся! Здесь же надо уладить некоторые формальности.

— Какие?

— Да с паспортами.

— Тогда побыстрее — одна нога здесь, другая там!

— Хорошо. А ты прикорни пока — на то ведь и подушки в дилижансе. Управлюсь за пятнадцать минут. Здесь служит один мой друг. Он моментально все уладит. Приметы твои я знаю и сам смогу продиктовать их.

Жюльен торопливо ушел и через двадцать минут вернулся уже с двумя документами, которые тут же бережно вложил в свою папку.

— Паспорта готовы! Теперь займемся твоей отставкой.

Еще одна остановка — уже у Люксембургского дворца. Жюльен снова все взял на себя и, вернувшись из здания префектуры, сказал:

— Дело сделано! Твое послание я вручил дежурному. Он и передаст «твои почтительные чувства» патрону. А теперь ко мне… Бульвар Осман, дом пятьдесят два, — крикнул он вознице, тотчас взбодрившему лошадь резким ударом кнута.

— Мне нужно полчаса, — выходя из дилижанса, обратился Жюльен к снова задремавшему Жаку. — Поднимешься со мной?

— Нет, мне и здесь хорошо.

— Ладно.