Из Парижа в Бразилию по суше

– Я – староста этой партии ссыльнокаторжных. Вы, наверное, не знаете этого слова и всего, что с ним связано. Так что поясню вкратце. Традиционный для России дух коллективизма сохраняется и среди заключенных. Свои деньги они складывают вместе: можно считать правилом, что ни один политический, ни один уголовник копейки не истратит на себя одного. Готовясь к дороге, они выбирают кого-нибудь из своего числа, чаще всего пожилого, и вручают ему все деньги с просьбой использовать эти средства, чтобы хоть как-то облегчить участь заключенных. Сейчас я уточню. Стража в арестантских бараках привыкла взимать с заключенных некоторые, так сказать, поборы, и отвертеться от этого отнюдь не просто. Я не осуждаю этих людей: жизнь охранников тоже не сладкая, почти как у нас. Подумать только, им выделяют на весь год лишь четыреста кило муки и три рубля деньгами, что составляет в общей сложности семь франков пятьдесят сантимов. Поэтому они в постоянных поисках «моркови», как шутливо выразился один служака-француз. Скажем, приходит партия в придорожный острог. Заключенные промокли до мозга костей. А стражник им: «Печь не работает, ее не разжечь». Вот тут староста и вынимает из общей копилки небольшую сумму. Иногда с той же целью специально выставляют окна: «Рамы взяли на ремонт. Придется так и спать – без стекол». Староста опять платит – чтобы вставили окна. И так за все – за доски с ветошью вместо постели, за охапку сена, чтобы заткнуть щели, за тряпки, которые засовывают в железные кольца, за водку, чтобы взбодрить несчастных, совсем окоченевших от холода. Не забывает староста и про кузнеца, кующего кандалы. Кроме того, он же подбадривает слабого, утешает отчаявшегося, отпускает грехи умирающему. На определенных условиях ему удается уговорить начальника конвоя закрыть глаза на незначительные отступления от отдельных правил, выполнение которых сделало бы путь по этапу еще тяжелее.

– На определенных условиях?

– Да. Если начальник проявляет терпимость, то заключенные через своего старосту дают ему слово не бежать в дороге. Это обещание обычно строго соблюдается вплоть до прибытия на место. Ну а там они считают себя свободными от обещания, которое каждый из них давал ради всех. Позавчера я тоже от имени всех дал капитану Еменову такое обещание… Не беспокойтесь, к вам это не относится. Я хочу, чтобы вы ушли отсюда с гордо поднятой головой, как люди, чья невиновность полностью доказана, а не бежали бы тайком, словно испугавшись законного возмездия… Становится совсем темно, скоро ночь. Постарайтесь немного поспать. Я попрошу у охранника две охапки сена, а ваши товарищи по несчастью немного потеснятся для вас. И запомните: вы можете полностью рассчитывать на меня.

Глава 3

– Боже милостивый, что случилось? Загорелся Люксембургский дворец?[7] Мельницу Галетт[8] окружили китайцы или во Франции восстановлена монархия? – воскликнул весело некий гражданин, повстречав неожиданно на углу знаменитых парижских Больших бульваров и улицы Фобур-Монмартр своего приятеля.

– Привет, Жюльен! Как дела, дружище?

– Это у тебя надо спрашивать, как дела! На тебе, милый Жак, лица нет!

Жак вздохнул, крепко пожал другу руку, еще раз вздохнул и ничего не ответил.

– Послушай, – продолжал Жюльен, – ты что, проценты потерял на последних облигациях? Или остался без гроша в кармане? А может, женился или заболел? Или орден получил? При виде тебя меня встревожили сразу две вещи: во-первых, ты чем-то озабочен, и, во-вторых, в эти часы – и не на работе!

– Боюсь, Жюльен, что ждет меня дорога к черту на кулички!

– Ну уж этого-то никак не случится: черт далеко, а путешествовать ты не любишь.

– Последнее-то обстоятельство и приводит меня в отчаяние: мне, вероятно, придется все же отправиться…

– Куда?

– В Бразилию.

Жюльену не удалось сохранить серьезность, и он разразился громким хохотом:

– Теперь я понимаю, почему у тебя сегодня такая кислая физиономия. Ведь это подлинное несчастье! Настоящее бедствие, лишающее префектуру Сены примерного служащего!.. Итак, ты держишь путь в Бразилию! Бордо, Лиссабон, Дакар, Пернамбуку[9], Рио-де-Жанейро – путешествие приятное и непродолжительное. Двадцать три дня на пароходе – совсем пустяк! – и ты уже в солнечной стране, среди тропической зелени!..

– Мне наплевать, как там – пусть будет хуже, чем даже в катакомбах… Но море, море! – плаксиво произнес Жак и умолк, не в силах продолжать.

– Послушай, ты так и не сказал, что же заставило тебя отказаться от привычного ритма жизни. Со времени нашей последней встречи прошло полгода – срок достаточно большой, чреватый многими неожиданностями для нервных парижан – правда, теперь нас называют не парижанами, а невропатами!

– До вчерашнего вечера жизнь моя была спокойна, словно вода в пруду. Но с утра я – как на углях! Я почти архимиллионер, но радости – никакой!

– Надо же! Наследство?

– Да.

– От какого-нибудь дядюшки?

– Да.

– Наверное, из Америки: только там такие серьезные дяди живут.

– Отгадал.