Элегантность.
Непросто отказаться от элементов, в которые было вложено столько времени и стараний. Некоторые творцы так влюбляются в весь наработанный материал, что не могут выкинуть ничего, даже если произведение в целом от этого выиграет.
«Превратить простое в сложное может любой, – говорил Чарльз Мингус[16]. – А вот превратить сложное в простое, замечательно простое, – это творчество».
Быть художником – значит постоянно спрашивать: «Что тут можно улучшить?» И в искусстве, и в жизни.
Зачем заниматься искусством?
Все глубже погружаясь в творчество, можно столкнуться с парадоксом.
По большому счету главное в самовыражении не вы.
У тех, кто избирает путь художника, как правило, нет выбора. Нас словно тянет первобытный инстинкт – та же сила, что зовет к морю едва вылупившихся в песке черепашек.
Мы идем на зов. Отрицая его, мы погружаемся в уныние, будто нарушаем законы природы. Шаг назад – и мы видим, что этот слепой импульс всегда с нами; он выталкивает нас за пределы наших границ.
Едва ощутив, что работа обретает форму, мы переживаем всплеск энергии, а вслед за ним – желание поделиться с другими в надежде воспроизвести в них тот же таинственный эмоциональный заряд.
Это тяга выразить себя, это наше творческое предназначение. Не всегда оно в том, чтобы мы поняли себя или другие поняли нас. Мы делимся восприятием, мировоззрением, чтобы в других раскатилось эхо. Искусство – отзвук быстротечной жизни.
Наш век недолог, но мы можем создавать работы, которые остаются памятниками нашему земному бытию. Непреходящие свидетельства жизни. «Давид» Микеланджело, первые наскальные рисунки, пейзажи, нарисованные детскими пальцами, – все это отголоски одного и того же человеческого крика, как нацарапанные в туалетной кабинке граффити:
Здесь был я.
Вы открываете миру свой взгляд; его видят другие. Он преломляется в их фильтре и распространяется дальше. Процесс не заканчивается. Все это вместе создает то, что мы воспринимаем как реальность.
В этом глобальном цикле играет роль каждая работа, даже самая, казалось бы, тривиальная. Мир непрерывно распахивается. Природа обновляется. Искусство развивается.
У каждого из нас свой взгляд на этот мир. Порой это приводит к чувству разобщенности. Искусство соединяет нас без ограничений, свойственных языку.
И тогда мы видим свой внутренний мир снаружи, устраняем разделяющие нас границы и приобщаемся к великому воспоминанию о том, что знали, придя в эту жизнь: границ между нами нет. Мы все – одно.
Гармония
Всю природную красоту пронизывают незримые нити математики.
Мы видим одинаковые пропорции в спиралях морских ракушек и галактик. В цветочных лепестках, молекулах ДНК, ураганах и строении лица человека.
Определенные пропорции как будто создают сакральное равновесие.
Наш образец красоты – природа. Нас успокаивает, когда мы замечаем эти пропорции в своем творчестве. Наше искусство вдохновлено соотношениями, пред которыми мы благоговеем.
Парфенон, пирамида Хеопса, «Витрувианский человек» Леонардо, «Птица в пространстве» Бранкузи, «Гольдберг-вариации» Баха, Пятая симфония Бетховена – все они строятся на природной геометрии.
Вселенной присуща гармония, тонкие глубинные взаимосвязи. Какое-то время вы работали над проектом, потом отходите, смотрите со стороны – и видите новую, невообразимую прежде симметрию. Вы наверняка испытаете тихое удовлетворение. Воодушевление, что прорастает из умиротворенности. Появляется порядок. Вот он, гармонический резонанс. И вы встроены в этот затейливый механизм.
В музыке правила гармонии изложены в формулах. У каждой ноты своя длина волны, а каждая длина волны особым образом связана с другими. Следуя математическим принципам, можно рассчитать гармонические пары этих волн.
У всего своя длина волны: у предметов, цветов, идей. Мы их комбинируем – и рождается новая вибрация. Порой гармоничная; порой диссонансная.
Чтобы создать из этих вибраций мощную работу, не нужно разбираться в математике. Кое-кому понимание математики не дает прислушаться к природной интуиции. Чтобы ощутить гармонию, мы настраиваемся на себя. А к интеллекту обращаемся за объяснениями только постфактум.