Из меди и перьев

– Это все очень интересно и замечательно, – Улаф мечтательно закатил глаза. – Это так великолепно, что может послужить даже сюжетом на ярмарке наших певцов и девиц. Да только мы отклонились от темы. А дело в том, что ребята мои, а также друзья из других горных кланов уже давно орудуют в нижнем городе. И все бы хорошо, все бы ладно… Да вот только ты, Кая-Марта – мое оружие, мой меч и надежда – переметнулась к другим. Ты ведь знала, что я за тобой и приду. Ты ведь знала, что я тебя не оставлю. Сигур. Ты ведь знаешь, что делать.

Он повернулся к Магнусу и бросил ему мешочек монет.

– Держи любезный мой друг. Предателей обычно я убиваю. Но тебе была обещана награда, так что…

– Ну, за сколько, за сколько ты меня продал? – подначивала Сольвег и даже не смотрела на рыцаря.

– Уговор уговором, – аптекарь отвечал только главному клана. – Я привел вас к вашей общипанной пташке, а вы обещали мне женщину. Что она уйдет со мной мирно.

Улаф пожал плечами и отвернулся.

– Я от своих слов не отказываюсь, забирай ее и иди. Мне нужна только Кая. Давай-ка, Сигур, давно пора птичку в котел. Прирежь ее, да и дело с концом. Из-за друзей она тронуть тебя не посмеет.

Сигур молчал, точно не слышал хозяина. Кая-Марта и впрямь не обратилась, не перекинулась. Теперь клинок тонкой шпаги указывал на нее, прямо ей в сердце. Она явно мерзла при такой-то погоде. А Микаэль стоял, как дурак, и не знал, что поделать.

– Зарежь ее, Сигур.

– Сигур, – тихо позвал его сирин. – Сигур, скажи, ты правда желаешь покончить со мной? – тихо спросила она. – Ты однажды убил меня, отправил в изгнание. Неужели обида твоя все жива? Неужели ты хочешь проткнуть это сердце, пролить мою кровь, тебе станет легче?

Клинок шпаги дрогнул, да только не опустился.

– Сигур, – дрожащим голосом говорила она. – Сигур, ты ненавидишь меня и обижен, но никого нет мне ближе тебя, это правда смешно. Ты знаешь все мои тайны, ты дарил мне, помнишь, дарил васильки, точно снег – я вплетала их в волосы. Сигур, ты знаешь, что могло все сложиться иначе. Могло, даже не будь я обычной девицей, что прядет дома шерсть и масло взбивает. Ведь скажи, ты бы принял меня, если б я не убила нечаянно. Ведь ты принял бы. Может, все еще приносил бы мне васильки.

Она взялась руками за лезвие шпаги и легонько сжала его. Капнула мелкая капелька крови, затем еще одна и еще.

– Смотри, – прошептала она. – Разве тебе недостаточно? Сигур, мой милый, мой нелюбимый. О, теперь мне так жалко, что нелюбимый! Ведь ты мог убить меня столько раз, но ты не тронул меня, даже когда я украла ребенка.

– Может, потому что я знал, почему ты украла, – голос горца был хриплым, а лицо, точно маска. – Немногое из того, что ты никогда не получишь.

– Теперь она ничего не получит. Кончай ее.

Но тот опустил это лезвие. Рукоятку толкнул сирину в руки, пошел по дорогам, по лужам. Будто то был самый обыденный день.

«Вот сейчас, – подумал Ниле. – Вот сейчас. Надо забрать быстро шпагу у Каи, сперва проткнуть Магнуса, затем того второго, затем…» – но с места не сдвинулся, а сирин тоже замер столбом. Одинокие слезы только текли по щекам, а шпагу она сжимала, точно тисками.

Улаф смотрел вслед удаляющемуся Сигуру, потом просто прицокнул языком и пожал своими плечами.

– Сам виноват, – вздохнул он и развел перед всеми руками. – Надо было в клан набирать настоящих мужчин, а не тряпок и баб.

Он отвел свой кинжал от груди застывшего рыцаря и выверенным броском швырнул его в сторону Сигура. И даже не промахнулся. Вскрика не раздалось ни от жертвы, ни даже от женщин. Только Магнус дернулся, увидев нож в спине старого друга. Кая-Марта же не смогла повернуться к нему. Только и всего.

Дальше все шло быстро, так быстро, после Микаэль не мог даже припомнить всего. Вроде горец двинулся к Кае. Вроде Магнус схватил Сольвег за руку. А он? А что он. Он смотрел, как движется лезвие к шее Каи, смотрел, как чужими руками вершится та месть, что он очень желал. Зачем в тот миг он влез между ними, южанин не знал. Зачем в бок получил холодным и острым железом – вот это совсем уже глупость, на него не похоже. Но он получил. А собственные руки тоже остались в крови врага. Свою рукоятку он отпустил. Улаф упал, южанин постоял еще пару секунд, удивленно глядя на тело.

– Прекрасно. Теперь, видно, я тоже убийца.

Он застонал и опустился в мокрую грязь. Закричала Сольвег только тогда – пронзительно и громко, даже не думая, что гвардейцы могут сбежаться на крик. Магнус что-то шептал, успокаивал, она же пыталась кусаться.

– Отпустил бы ты девушку, – прошептал Магнусу рыцарь, стараясь не смотреть в сторону друга. Он теперь стоял за аптекарем. – Отпустил бы. Поверь, тебе не понравится драться с тем, кто и так обречен на скорую смерть.

Аптекарь Сольвег не выпустил.

– Ты же лжешь, – засмеялся он. – Ты же лжешь и мне, и себе. Ты ведь рыцарь – рыцари не бьют со спины.

Эберт наклонился к самому его уху.

– Все в этом городе знают, что это звание купил мне отец. Все знают, да, да, и ты тоже знаешь. Ну так что, может все же рискнешь?