Из Курской губернии

— Пьяниц Богъ даетъ, а кто не пьетъ — чортъ беретъ.

Начните вы говорить съ Борисомъ Петровичемъ о божественномъ и тутъ Борисъ Петровичъ не ударитъ себя лицомъ въ грязь: и о божественномъ можетъ съ вами поговорить и разсказать много.

— Слыхалъ ты, Борисъ Петровичъ, что о Соломон премудромъ? спросилъ я его разъ.

— Какъ про Соломона премудраго не слышалъ! отвчалъ Борисъ Петровичъ.

— Что же ты слышалъ?

— Да много…

— Разскажи что нибудь.

— Соломонъ премудрый все зналъ, одного только не узнать, сказалъ Борисъ Петровичъ.

— Чего же?

— Не узналъ Соломонъ премудрый, не узналъ глубины морской!

— Отчего же онъ не попытался?

— Пытался, да ничего не вышло, а ужъ на что премудрый былъ: такъ и зовется Соломонъ премудрый!

— Почему же Соломону премудрому не удалось узнать глубину морскую?

— Задумалъ это Соломонъ узнать глубину морскую: какая такая есть глубина морская? Хорошо. Взялъ съ собой Соломонъ премудрый большой фонарь, обвязалъ себя веревкой, и веллъ спускать себя на дно морское. Стали спускать Соломона премудраго на дно… Куда еще до дна?… До дна еще далеко осталось… До дна морского можетъ и на сотую часть не опустили, какъ вдругъ ракъ… большой такой ракъ!… «Куда ты, говоритъ ракъ Соломону премудрому, куда ты»? — На глубину морскую, говоритъ Соломонъ премудрый. — «Что теб такъ надо»? говоритъ ракъ. — Хочу глубину морскую узнать! — «Да ты кто такой»? спрашиваетъ ражъ у Соломона премудраго — Я, говоритъ, — Соломонъ премудрый; все я, Соломонъ премудрый, на земл знаю, одной только глубины морской не знаю. — «Да и знать теб не надо! крикнулъ ракъ, ты на земл, Соломонъ, — премудрый, а я ракъ на глубин морской премудрый! — Да какъ пихнетъ Соломона клешней, такъ Соломонъ скоре веревку дергать, чтобъ къ верху тащили!… Такъ Соломонъ премудрый и не узналъ глубины морской.

Курскъ, 27-го августа.

— А говорунъ мой Василій! сказалъ я своему хозяину въ Уколов, къ которому меня привезъ мой ямщикъ.

— Такъ… зубоскалъ! отвчалъ хозяинъ.

— Чмъ зубоскалъ? Свое дло правитъ, какъ надо, оттого и весело на свт живется!

— Такъ то оно такъ! промолвилъ хозяинъ, а все таки надо и про душу вспомнить!…

— Что жь дурнаго веселымъ быть? Разв лучше насупясь сидть?

— Да и зубоскалить нечего!…

— Отчего же и не позубоскалить?..

— Лучше про божественное, про что подумать, да про божественное поразмыслить!

— Про что же, про божественное?

— А то про божественное: какъ, отчего, какая причина дется… вотъ что!

— Какъ какая причина дется?

— А такъ: вотъ возьми хоть осину-ту, [3] поразмысли: отчего у той осины листъ безустанно дрожжя дрожжитъ? какъ тихо, какъ втру нтъ, а посмотри на осину: на осин листъ все дрожитъ, все дрожитъ!…

— Слыхалъ я, что оттого осина дрожитъ, что на осин Іуда удавился, сказалъ я.

— Бабы болтаютъ!

— Какъ болтаютъ?

— А такъ болтаютъ! Іуда удавился не на осин; Іуда удавился на дуб:

— Отчего же осина дрожитъ?

— Осина дрожитъ отъ слова Божія!

— Этого я не слыхалъ!

— То-то не слыхалъ, то то не слыхалъ! А ты объ этомъ поразмысли, да поразсуди!…

— Разскажи пожалуйста: отчего же осина дрожитъ? Какъ это отъ слова Божія осина задрожала?

— Слышалъ, что Іуда Христа, Бога нашего, за жидовскіе серебренники продалъ?

— Это слышалъ.

— А какъ продалъ Іуда Христа, жиды Христа на крест распяли, Іуду страхъ взялъ… Задумалъ злодй удавиться… „Ни одно дерево не смй, говоритъ Господи, ни одно не смй принимать на себя Іуду-христопродавца!“ Сказалъ Господи: кто слова Господня не послушаетъ?.. всякому дереву, стало, нельзя принимать на себя Іуду Христопродавца… Кинулся Іуда къ берез, что росла у самаго пресвтлаго рая… кинулся къ той берез, сдлалъ мотокъ, взлзъ на самую верхушку, взлзъ да и повсился!.. Только и береза умна была: нагнула верхушку до самой земли, да и скинула съ себя Іуду; только скинула береза Іуду не въ пресвтлый рай, а на нашу гршную землю. Оттого у березы и втья (втки) такія гибкія: какъ хочешь гни, хоть узломъ вяжи — все не ломится… Побжалъ Іуда-христопродавецъ, побжалъ къ горькой осиночк, къ самой молоденькой осиночк. „Молодая осиночка — разумомъ глупешенька!“ думаетъ Іуда… А Богъ-то на что?.. Вотъ про это и забылъ злодй!.. Прибжалъ Іуда къ той осиночк и повсился на горьконькой!.. Какъ вздрогнетъ осиночка!.. Какъ быть горьконькой!.. Божьяго слова не послышала… А разумомъ-то глупешенька, и не соберется съ своей памятью, что ей длать? Только Господи и говоритъ: „Не бойся ты, горькая осина! Не съ злаго умыслу ты это надлала; не по злу, а по своему глупому разуму; теб за это грха не будетъ; скинь съ себя Іуду-христопродавца“! Осина и скинула съ себя Іуду-христопродавца. Съ того-то слова Божія осина и по теперь дрожитъ: вотъ отчего… „Прими дубъ на себя Іуду-христопродавца“! сказалъ Господи. Дубъ и принялъ на себя Іуду-христопродавца; и грха тутъ дубу нтъ: принялъ на себя дубъ Іуду по слову Божію. Оттого то у дуба втьи такія крпкія; да и весь дубъ такой крпкій, да твердый: крпче дуба на свт дерева нтъ… одно только и есть крпче: это купарисово дерево…

— Это же дерево отчего крпко? спросилъ я, когда закончилъ разсказчикъ.