Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

В предложениях Новосильцева содержалось много прогрессивного, несмотря на содержащиеся в них довольно консервативные положения. Главное — отменялась предварительная цензура. Уменьшалась роль полиции, увеличивалась — университетов, общественности. Некоторые считали, что предлагаемый устав не менее либерален, чем английский. Но во многом он был громоздким, трудно исполнимым. Особенно это относилось к 4 пункту изменений, где речь шла об особом литературном суде. Этот пункт был, пожалуй, самым важным, но самым утопичным. Академики Фус и Озерецковский сразу подали свои возражения, в первую очередь против отмены предварительной цензуры. Оба утверждали, что предложения Новосильцева: 1. Не предохраняют от гибельных последствий злоупотребления свободным словом: «яд возмутительного и пагубного сочинения может отравить многие сердца, взволновать умы прежде, чем остановится его продажа». 2. Многие предпочтут не печатать сочинение, если должны будут доверить свое имя 2–3 приятелям, которые могут не сохранить тайны. 3.Обычным судом судить преступления печати плохо, но суд, предлагаемый Новосилцевым, практически неосуществим; чрезвычайно трудно отобрать посредников, истинно либеральных, знающих дело, беспристрастных; 4. Оттенки закона о нарушениях тонки и неуловимы; различия в воззрениях судей в высшей степени затруднит приговор над книгами и авторами; 5. Опыт показывает, что запрещение повышает спрос на книгу, увеличивает интерес к ней (без запрещения могли не обратить внимания на нее). Поэтому следует предпочесть предварительную цензуру, которая вошла уже в России в историческую привычку, продолжает существовать в духовном ведомстве, через нее проходят и книги, издаваемые Академией, университетами, что совсем не плохо; такой способ «более обеспечивает от злоупотреблений, останавливает зло в зародыше и лишает его возможности распространиться» (94-5). В замечаниях академиков были верные мысли: на самом деле сформировать суд, предлагаемый Новосиьцевым, оказалось бы чрезвычайно трудно. Но между академиками и Новосиьцевым существовала и коренная разница установок. Он, признавая цензурные ограничения, делал акцент на создании благоприятных для развития литературы, просвещения условий. Академики же заботились прежде всего о цензуре, о пресечении крамольного, обуздании литературы.

В итоге вместо предложений Новосильцева в Главном Правлении обсуждался проект, составленный Озерецковским. Там много либеральных слов: о благе благоразумной свободы, о редкости, мимолетности нарушений этой свободы в России; о том, что стеснения печати, доведенные до крайности, бесполезны и вредны, влекут за собой гибельные последствия, а подлинный прогресс возможен только там, где дозволено публично обсуждать истины, интересующие человека и гражданина, поэтому нельзя не сожалеть о необходимости для правительства принимать предупредительные меры, в то время, когда во всех прочих делах оно придерживается либеральных принципов (95). Нельзя, дескать, не сожалеть, но…, когда речь идет о цензуре, ничего не поделаешь. Члены Главного Правления, а затем правительство поддержали проект Озерецковского. Царь его утвердил.

В результате 9 июля 1804 г. в России появился первый цензурный устав. Он состоял из 47 параграфов и был подписан 8 членами комиссии, его подготовивших. Устав основан на принципе предварительной цензуры, но сохранялась ориентация на министерство просвещения; для церковных книг сохранялась цензура, которой ведал Синод; цензура заграничных книг осуществлялась при почтамтах. Перед цензурой поставлена задача не только пресечения, но и попечения, воспитания: удалять книги, противные нравственности, но и доставлять обществу книги, «способствующие истинному просвещению ума и образованию нравов». В уставе значилось: ни одна книга или сочинение не должны быть ни напечатаны, ни пущены в продажу, прежде, чем они будут рассмотрены цензурой; для такого рассмотрения учреждались цензурные комитеты при университетах, из профессоров и магистров, под непосредственным ведением университетов. Каждый из таких комитетов рассматривал книги в своем университетском округе; каждый цензурный комитет в установленное время проводил заседания; цензоры, составляющие его, делили между собой книги, давая о них письменные донесения, за верность которых отвечали; в случае сомнений, книгу представляли на рассмотрение полного собрания комитета; в случае сомнения последнего, при жалобах на его решения, книга, через попечителя, передавалась на решение Главного Правления училищ. Так было записано в уставе.