Ивы

МАКС. Мне без разницы, что ты закажешь. Что ты ешь – совершенно не мое дело. Если ты закажешь тарелку хорошо прожаренных собачьих говняшек, пусть будет так. Официант, возможно, скажет тебе, что они идут особенно хорошо под стакан свиной мочи. Закажи что-нибудь, я не становлюсь моложе.

ИНГА. Не вижу я в меня хорошо прожаренных собачьих говняшек.

МАКС. У меня такое впечатление, что именно они плавают в супе. Все равно, что ешь куски резинового коврика для ванной.

ИНГА. Тогда не буду я брать суп из осьминога.

МАКС. Нет. Возьми. Возьми все, что хочешь. Но ты должна знать, что на самом деле суп из осьминога не с этой планеты. Много, много лет тому назад инопланетный космический корабль летел очень низко в поисках вулканов, и беременный осьминог выскользнул из него и плюхнулся в океан. Они из другой галактики. Невероятно умные животные. И грустные. Осьминоги очень грустные. Они одинокие. Собирают осколки разбитого стекла и украшают ими свои дома. Особенно им нравится цветное стекло. Осьминоги – ценители искусства. Но очень меланхоличные, потому что их никто не любит.

ИНГА. Другие осьминоги.

МАКС. Что?

ИНГА. Их любят другие осьминоги.

МАКС. Откуда ты знаешь, кто любит осьминогов?

ИНГА. Бог явил мне откровение. Порнографическое видение двух совокупляющихся осьминогов. И они издавали звуки, свидетельствующие о том, что они очень, очень любят друг дружку.

МАКС. И какие они издавали звуки?

ИНГА. Что-то похожее на пердеж. Какие издает подушка-пердушка.

МАКС. Теперь ты несешь чушь.

ИНГА. Это еще почему?

МАКС. Осьминог не пердит во время совокупления.

ИНГА. Откуда ты знаешь? Ты когда-нибудь трахал осьминога?

МАКС. Только раз. На Борнео. В свою защиту могу сказать, что мне было очень одиноко, а осьминог был таким красивым. Ты и представить себе не можешь, что толика помады может сделать с головоногим.

ИНГА. А что ты делал на Борнео?

МАКС. Служил там во время войны.

ИНГА. Ты врешь. Я всегда могу сказать, когда ты врешь.

МАКС. Ты никогда не можешь сказать, вру я или нет. Ладно. Это произошло не на Борнео. Хотя на Борнео ложь – это правда, а правда – ложь. Это одна из истин, которые я усвоил на войне.

ИНГА. И что это была за война?

МАКС. Пелопонесская война.

ИНГА. Ты пердишь, когда занимаешься со мной любовью.

МАКС. Я никогда не занимаюсь с тобой любовью.

ИНГА. Это моя вина?

МАКС. По большей части, да.

ИНГА. Кому охота заниматься любовью с мужчиной, который во время совокупления пердит, как оперный хор?

МАКС. Не знаю. Любителю оперы?

(Пауза).

ИНГА. Ладно. Тогда я закажу кальмара. (Смотрит через сцену). Это Лайонел Барримор?

МАКС. Лайонел Барримор умер.

ИНГА. Что ж, может, это Этель Барримор. Пойду спрошу у нее, умер ли Лайонел. (Встает и идет в сторону письменного стола).

МАКС. Будь у меня машина времени, я бы вернулся в прошлое, за считанные минуты до свадьбы, и прострелил бы себе голову.

(Свет, падающий на МАКСА, остающегося за столом, меркнет).

Картина 4 Неотправленные письма

(ПОЛЬ пишет. ИНГА подходит, заглядывает над плечом. МАКС, оставшийся за столом в кафе, просматривает меню, что-то записывает в маленький блокнот).

ИНГА. Я так счастлива с тобой, а потом, внезапно, мне становится не по себе. Я чувствую, что ты где-то еще. Твое обнаженное тело лежит рядом со мной, но твоя душа ушла. Такая пустота. Часто ты совершенно спокоен, а потом что-то выплескивается из тебя, какая-то злость, откуда-то из глубины. Изменение происходит внезапно. Все любовники неверны, потому что у всех любовников есть секрет. Ты пишешь письмо мне?

ПОЛЬ. Нет.

ИНГА. Ты никогда не пишешь мне писем. Почему ты не пишешь мне писем?

ПОЛЬ. Потому что ты здесь.

ИНГА. А когда я не здесь? Почему ты не пишешь мне писем, когда я не здесь? Если на то пошло, я очень редко здесь. И даже когда я здесь, я зачастую где-то еще.

ПОЛЬ. Я пишу тебе письма.

ИНГА. Не так часто, как я пишу тебе.

ПОЛЬ. Я пишу тебе много писем. Просто не отправляю их.

ИНГА. Я тоже пишу тебе письма, которые не отправляю. Некоторые из моих самых лучших писем, написанных тебе, остались неотправленными. Но самые лучшие письма те, которые я и не написала. Я всегда пишу тебе прекрасные письма в своей голове. Но когда появляется шанс перенести их на бумагу, я никогда не могу вспомнить мои письма тебе. Ад появился, когда люди научились все записывать. Память сохраняет иллюзию, что мы не меняемся со временем, но записанное всегда говорит об обратном, и мы это знаем, и чувствуем вину, которая давит на душу, вот мы всегда пишем письма, которые не отправляем. Должно быть, мы очень сильно любим друг дружку, раз такие глупые. (Пауза). Я сказала, должно быть, мы очень сильно любим друг дружку.

ПОЛЬ. Извини. Что?

ИНГА. Ты меня любишь?

ПОЛЬ. Почему ты всегда задаешь такие идиотские вопросы?

ИНГА. Потому что я хочу знать ответ.

ПОЛЬ. Ты уверена?

ИНГА. Нет.