Ивановна, или Девица из Москвы

Том занят не меньше моего, поскольку и он должен удовлетворить любопытство своих далеких друзей. Как мало вы, удобно расположившийся в своей элегантной библиотеке, представляете обстановку, в которой каждый из нас предается этому любимому занятию! Везет вам, что один-единственный великий интерес поселился в сердце вашего друга, иначе то же время и та же бумага были бы истрачены на описание таких сцен, которые могут «заставить Плутона плакать железными слезами». И поскольку о бедствии этой самой несчастной и самой страдающей страны я, полагаю, рассказал достаточно, чтобы побудить вас делать все, что в ваших силах, для оказания ей помощи и облегчения ее участи, привлекая либо общественные средства, либо частные пожертвования, то я рад избавить вас от созерцания, пусть моими глазами, тех мучительных страданий, которые приходится видеть мне.

И все же я не хотел бы бежать отсюда — нет! Благодаря Высшей силе, изначально научившей меня сочувствию и давшей мне возможность помогать своим ближним, я, став свидетелем таких бедствий, не сбегу от всего, что пришлось пережить, ради тех скучных удовольствий и бездушного веселья, которые только и можно найти в лабиринте высшего света или на дороге праздности. Мне нравится, когда мои чувства упражняются и познают, пусть через печаль, насколько человек человеку остается братом до тех пор, пока существует человечество. И стойкое, несломленное величие души русских придает их сердцам некую силу, от которой даже сами страдания дороги их душе.

Прощайте! Надеюсь, мое следующее письмо будет из Петербурга, но, боюсь, слишком велика вероятность, что придется задержаться здесь еще на несколько дней, поскольку Ивановне небезопасно попадаться на глаза остающимся еще в Москве французам. К тому же мне кажется, она пока не совсем здорова, что она больше ощутит теперь, когда нашла в какой-то степени отдохновение и облегчение. Отдохновение, которое стало возможным с уходом ее безотлагательной заботы, а облегчение — от осознания того, что рядом с ней друг, который является и вашим другом тоже, мой дорогой приятель, хотя, признаюсь, и в ином образе, но, тем не менее, всегда ваш

Эдвард Инглби.

Письмо XIV

Ульрика Ивановне

Если ты еще жива, моя любимая сестра, это письмо наверняка дойдет до тебя, хотя до сих пор мои усилия помочь тебе не имели успеха. Тем не менее необычайная человечность и храбрость джентльмена, который берется доставить это письмо тебе, пробуждает надежды, и я буду уповать на то, что ты получишь его.

Я должна услышать от тебя о таком множестве ужасных событий, и таких страшных, что боюсь этого рассказа, и в то же время мне не терпится узнать обо всем. На самом деле, слухи уже донесли до меня так много душераздирающих известий, что, думаю, самая страшная правда не сможет превзойти их. — Приди ко мне, моя любимая Ивановна! Давай поплачем вместе…

И все-таки, если твой несчастный разум не слишком расстроен и в состоянии принять слова утешения, позволь сообщить тебе, что моему бесценному Федеровичу удалось пока избежать всяческих бед, кроме раны на руке, о которой ты мне сообщала, а также, что русским войскам теперь повсюду сопутствует успех. Но я не смогла ничего узнать о судьбе оплакиваемого тобой Фредерика. Увы, моя любимая! Хотя и существуют некоторые сомнения, но, по-видимому, смерть прекратила его страдания. Пусть будет нам утешением, что он пал самой славной смертью, какой только может пасть мужчина.

Если ты больна и не в состоянии ехать, оставайся, пока не сможешь двинуться в путь, не опасаясь французов, и не бойся пользоваться дружбой того прекрасного человека, который взялся защищать тебя. Сэр Эдвард Инглби — богатый английский аристократ, который, не будучи профессиональным военным, помогал недавно русским в Риге; сюда прибыл добровольно как штатское лицо и, завершив свою миссию при дворе, проявил геройство и человеколюбие, взявшись вернуть мне мою сестру. Не бойся его, Ивановна. Он может показаться эксцентричным, поскольку англичане всегда кажутся таковыми иностранцам, но я верю, что ты обнаружишь в его сердце все благородные качества.