Иван Проханов

Вся жизнь поэта-христианина — это песнь о Христе, о Его любви. В свете этой любви самая смерть не страшит его.

“В конце пути через туман Блеснет мне вечный Ханаан, И я в спасительных лучах Забуду горе, смерть и страх.”

(“Гусли”, 308).

Смерть — лиш переход от скитаний на чужбине в дом Отца.

“Мы все войдём В отцовский дом И, может быть, уж вскоре. Пройди ж скорей, Пора скорбей, Рассейся, грех и горе!”

(“Гусли”, 373)

Всё ближе вечный дом, Где ждёт меня Отец; Уж слышу я псалом Искупленных сердец...” (“Гусли”, 412)

Проханов верит, что и в самой вечности будет воспевать Христа, но уже совершенною хвалою:

“Не чиста песнь моя земная И обрывается порой, Лишь там польётся в сени рая Она достойною хвалой”.

(“Гусли”, 213)

“С надеждой прохожу я путь земной И мысленно всегда стремлюсь к отчизне, Где буду сердцем вечно воспевать: Хвала Тебе, о Божья благодать!”

(“Гусли”, 199).

Лишь там, в вечности, мы будем в полноте переживать то, что в начатках испытываем уже здесь:

“Жизнь, мир, покой, бессмертия цветы — Даются нам из Божьей полноты;

Теперь и здесь дана нам часть тех благ, Что ждут нас там, за гробом, в небесах”.

Он молится о будущем, предстоящем ему в вечности:

“...Чтоб увидел в небе я Всё, что ждал я, здесь живя!” “Услышь мольбу и вздох Души моей;

Хочу Тебя, мой Бог, Любить сильней...”

(“Гусли”, 9)

“Прервётся ль жизнь моя Для вечных дней Хочу и в небе я Любить сильней

И знаю, буду там Где нет теней, Где вечный Бога храм, Любить сильней.”

(“Гусли”, 279)

Стремление к небесной родине от несовершенного земного бытия составляло возвышенную мечту человека во все времена, питало его романтическое чувство:

“К неземной стране

Путь указан мне;

И меня влечет

Что-то всё вперёд...

В черной мгле сокрыт Путь суровый мой, Но вдали блестит Огонёк живой.

Огонёк горит, И, хоть вихрь шумит, Но меня: влечёт Что-то всё вперёд.”

(“Гусли”, 325) '

. В противоположность многим светским поэтам, у Проханова в сердце живёт не туманная мечта о неведомых небесах, но светлая, ясная уверенность относительно мира грядущего. Она побуждает его ставить каждому ближнему серьёзный неотложный вопрос;

“Где будешь вечность проводить?...

Уж многие к Христу пришли, Оставили греху служить И рай небес в удел нашли;

Где будешь вечность проводить?” (“Песни Христианина”, 5)

* * *

В последний раз Марцинковский виделся с Прохановым летом 1935 года, месяца за полтора до его кончины.

“Мы беседовали в горах Гарца, в Вернигороде, — пишет он, — потом в Берлине. Вместе служили словом рус-ким и немецким слушателям. Иван Степанович страдал от серьёзных недомоганий в переутомлённом организме, и, считаясь с возможностью скорой смерти, обсуждал со мной перспективы продолжения дела его жизни после того, как его не станет. Стоя у решётки сада в Шарлоттенбурге перед началом очередного собрания в зале на Грюнштрассе, мы беседовали о будущем евангельского движения”.

Марцинковский возражал против чрезмерной организационной работы, которой Проханов загрузил себя, напоминая, что и переутомление его вызывается бесконечной перепиской и личным участием в работе множества общин; кроме того, его возражение вызвала и перспектива централизации.

“Разве единство духа не может быть достигнуто без формального внешнего объединения?” — спрашивал он, приводя в пример строй так называемых “свободных братьев”.

“Что ж? И у этих братев есть свой порядок, — отвечал Иван Степанович. — И хорошо было бы нам всем быть вместе. Нужно избегать обеих крайностей: единства без свободы и свободы без единства. Идеал церкви — единство и свобода...”

“Я покидал Берлин утром, уезжая в Польщу, — про должает Марцинковский. — Уже собирался на вокзал. Вдруг меня вызывают к телефону. Говорит Иван Степанович. Просит передать привет верующим в Польше. На какую-то мою шутку разражается смехом, таким громким, что его слышат мои друзья в соседней комнате. Этот детски-радостный заразительный смех — последнее, что я слышал от него. Он до сих пор звучит в моих ушах.”

* * *

“Работники умирают — Церковь Христова живет!”

Так пишет Проханов в своём духовном завещании. Но, в сущности, и работники, отошедшие в мир иной, продолжают действовать в Церкви Христа. Это в известном смысле можно сказать и об И. С. Ибо его заветы и славословия по-прежнему живут в созданных им духовных песнях, которые воспеваются тысячами уст.

“От города к городу, от села к селу, от деревни к деревне, от хутора к хутору, от человека к человеку несите евангельскую весть”, — так призывал Проханов. Не случайно — один из многих его заветов — это завет о любви к погибающим:

“Людям блуждающим Путь укажите, Близких к паденью держите рукой!

Всем погибающим Правду скажите, Вновь пробудите Уснувших душой”

(“Гусли”, 350)

А кто из любящих Господа не знает этого его завета, обращенного ко всем — верующим и неверующим, к обретшим и ищущим — этого призыва преклониться перед Божественным Страдальцем:

“Взойдем на Голгофу, мой брат!