— Я и другой раз заметила, что ты им подтиралась! — Ирина Сергеевна вошла в раж, ей теперь море было по колено. — Товарища Ворошилова ты из газеты не выдирала! Товарища Микояна — тоже! Нет, тебе товарища Сталина подавай… Сука старая! Где бы ты была, гнида деревенская, если бы не советская власть? Но тебе все мало! Ты… ты контрреволюционерка, вот ты кто! И дети твои, которые на заводе работают, небось те еще диверсанты… В гепеу на вас всех надо заявить! Пусть вас всех посадят, туда вам и дорога! Тварь бородавчатая! Хамло! Спекулянтка беззубая…
Хотя ГПУ давно уже носило другое название, но ведомство это имело такую мрачную славу, что в народе его по-прежнему предпочитали величать старым именем. Однако не упоминание нехорошего ведомства произвело на жильцов самое сильное впечатление, а метаморфоза, произошедшая на их глазах с бабкой Акулиной. Все они в детстве читали сказки, в которых старая ведьма превращается в крысу или мышь, но ни один из них не рассчитывал столкнуться с чем-то подобным в реальной жизни. Натурально, прямо на их глазах бабка скукожилась и посерела. Даже бородавки на ее страхолюдной физиономии и те съежились от страха. Акулина пискнула что-то и, как мышь, шмыгнула в щель своей комнаты. Дверь за ней захлопнулась.
— Однако ловко вы ее разъяснили… — начал изумленный Ломакин, оглядываясь на жену.
— Тань, дай мне еще выпить, — простонала Ирина Сергеевна, обращаясь к Киселевой, и залилась слезами. Кратковременная вспышка ярости стоила ей последних сил.
Как раз когда она прикончила вторую рюмку ликера, в передней задребезжал звонок. Нина метнулась открывать.
— Старший оперуполномоченный Логинов, — представился немолодой человек с внимательными глазами, стоявший на пороге. — Здесь гражданка, на которую напали?
— Здесь, здесь! — подтвердила Нина. — А Иван Григорьевич скоро будет?
Петрович с удивлением покосился на нее, пробурчал что-то вроде: «Ну, будет» и переступил порог. Мгновенно поняв, кто здесь потерпевшая, он оценил обстановку и принялся командовать.
— Так, граждане, не стоим, расходимся по комнатам… Если ваши показания понадобятся, мы вас вызовем. Вы оставайтесь в коридоре, — это Нине, — сейчас наши будут подходить, вы им дверь открывайте… Вас, простите, как зовут? — обратился он к потерпевшей.
— Ирина Сергеевна Пряничникова, — ответил за жену парикмахер. — Я ее муж.
— Ну, Ирина Сергеевна, везучая вы — просто сил нет. Мало на свете таких везучих, как вы, уж можете поверить моему опыту. Дайте-ка мне взглянуть на вашу шейку… Гхм! А теперь расскажите все, что помните.
— Я домой шла…
— Откуда?
— Возвращалась от друзей… мой муж их знает… Надя Рукавишникова… там еще другие были…
Затрещал звонок, Нина побежала открывать — и обрадовалась, увидев Антона.
— На мою соседку напали… — шепотом сообщила она. — Я думаю, это тот же, кто Ленку убил…
Звонки следовали один за другим. Пришел хмурого вида человек с чемоданчиком и отрекомендовался экспертом Горюновым, за ним явился Опалин в сопровождении Казачинского и человека с фотоаппаратом, который оказался фотографом Спиридоновым. У Ирины Сергеевны подкашивались ноги, ее, поддерживая, довели до комнаты, где она прямо в шубе бессильно опустилась на диван. Муж заметался вокруг, стаскивая верхнюю одежду и обувь. Петрович негромко пересказал сведения, полученные в ходе первичного допроса: на жертву напали на улице, она еле отбилась и убежала.
— Чем отбилась — кулаками? — спросил Опалин хмуро.
— Нет, — подала голос Ирина Сергеевна. — Этой… как ее… откруткой… прикруткой… — Она делала в воздухе рукой беспомощные движения. Слово выскочило из головы, от пережитого ужаса она никак не могла его вспомнить.
— Отверткой? — догадался Казачинский. Потерпевшая несколько раз слабо кивнула.
— Вы носили с собой отвертку? — спросил Опалин с удивлением, разглядывая хрупкую молодую женщину.
— Я… слухи ходили… и Нина говорила… Мне было не по себе… Иногда я поздно возвращаюсь домой…
— И вы решили обезопаситься? У кого вы взяли отвертку — у мужа?
— Нет. — Ирина Сергеевна жалобно шмыгнула носом. — Мне очень стыдно… Я у соседа ее… позаимствовала.
Муровцы переглянулись.
— У какого соседа?
— У Сергея Федотыча… Родионова.
— Он электрик, — пробормотал Пряничников, как будто это объясняло необходимость позаимствовать у него инструмент без спроса.
— Зови сюда Родионова, — велел Опалин Антону и повернулся к Казачинскому. — Черт возьми, где Никифоров? Сто раз просил, чтобы нам нормальную собаку дали…
Снова загремел звонок, Нина побежала к двери и, открыв ее, остановилась в удивлении. На пороге стоял худой жилистый гражданин, который, впрочем, заинтересовал девушку куда меньше, чем его собака. Собака была мохнатая, шоколадного цвета, с умными блестящими глазами и черным носом, как у маленького медвежонка.
— Иван Григорьич уже здесь? — спросил Никифоров.
— Здесь, — радостно подтвердила Нина, — а это что за порода такая?
— Муровская особая, — лаконично ответил Никифоров. Фрушка поглядела на него и благодарно завиляла хвостом.