Иван Опалин

Лидия Константиновна заикнулась, что у них есть немного грибов, а еще овощи. Однако гость дал понять, что есть это не станет. Если бы нечто подобное заявили Опалин или Киселев, им бы просто-напросто пришлось лечь спать голодными, но в случае с человеком из ГПУ все сложилось совершенно иначе, и вскоре в усадьбе волшебным образом материализовался целый поросенок. В кухне закипела работа: шофер Ян сбросил кожаную куртку, снял кепку, засучил рукава, преобразился в повара и принялся за дело. Всех посторонних, включая Лидию Константиновну, попросили удалиться и не путаться под ногами. Зайцев сказал, что ему надо возвращаться, и Свешников повез его в деревню. Учителя, Верстовский и Опалин собрались в музыкальной комнате, где стоял рояль и несколько стульев.

– Платон Аркадьевич, – сказала Ермилова, – они хотят занять все крыло, и вашу комнату в том числе… Придется вам перебраться в другое место.

Верстовский, который блуждал возле рояля, не вытерпел, придвинул табурет, откинул крышку, сел и взял несколько аккордов.

– Почти не расстроен, – пробормотал он себе под нос. – Я… знаете, Лидия Константиновна, я не строитель, как величает меня товарищ, а архитектор. Да-с! – Он сыграл нечто бравурное, что произвело на Опалина впечатление обрушившейся лавины звуков. – Меня привезли, чтобы я обследовал дом на предмет тайников… и прочего.

– Вы не из ГПУ? – спросила Лидия Константиновна.

– Господь с вами! – сдавленно вскрикнул архитектор. – Нет, конечно же.

– Вы давно знаете Берзина? – вмешался Опалин. – Зачем ему понадобилась моя рапира?

– Э-э, – пробормотал Верстовский в смущении, – я не уверен, что хорошо знаю Каспара Рейнгольдовича, но одно могу сказать вам точно: если он что-то заполучил, он это не выпустит. – Он усмехнулся. – Ему только двадцать два, и он уже… э-э… на очень хорошем счету… зарекомендовал себя, так сказать…

Он передернул плечами и заиграл вальс.

– Что именно он хочет найти в доме? – спросил Платон Аркадьевич.

– Этого я не могу вам сказать, – поспешно ответил архитектор. – Но он настроен… настроен очень серьезно. Из-за вашей усадьбы он потерял обоих родителей, поэтому я не удивлюсь, если он захочет… э-э… разобрать ее по кирпичику.

– А он может? – осведомился Киселев после паузы.

– А кто ему помешает? – вопросом на вопрос ответил Верстовский.

– Но Дроздово нельзя ломать, – проговорила Лидия Константиновна потерянно. – Здесь школа, помещения комсомольской ячейки…

– Я, увы, ничего не решаю, – сказал архитектор, беря очередной аккорд. – Распоряжаться будет товарищ Берзин. Может быть, все обойдется, если я найду то, что ему нужно.

– Уж, пожалуйста, голубчик, постарайтесь! – нервно вскрикнула учительница.

Верстовский сыграл несколько мелодий, а затем наших героев позвали ужинать. За столом собралось шесть человек: Берзин, шофер Ян, он же повар, архитектор, Опалин и двое учителей. Однако никто не завел речи об усадьбе, потому что умами присутствующих овладел поросенок. Казалось бы, что особенного может быть в свинине, поданной с молодой картошкой – но в 1926 году в деревне было непросто раздобыть даже курицу, и не потому, что птицы ни у кого не водилось, а потому, что хозяева обычно не горели желанием ее продавать. Война, разруха, голод и убийственные эксперименты правительства вроде военного коммунизма привели к тому, что крестьяне теперь предпочитали жить натуральным хозяйством и цепко держались за свою собственность, в чем бы она ни состояла. К тому же в предыдущие годы люди слишком часто видели, как обесцениваются деньги, и перестали им доверять. Лидию Константиновну знали жители нескольких деревень в округе, и тем не менее она сознавала, что никто не продаст ей поросенка. С Берзиным, однако, дело обстояло совершенно иначе: он принадлежал к слишком серьезному ведомству, и потому мало того что поросенок был ему доставлен по первому требованию, но никто и не рискнул просить за него платы.

После ужина начали перетаскивать мебель и вещи. Платон Аркадьевич перебрался в противоположное крыло, поближе к Опалину, а Берзин и его свита (как их про себя называла Лидия Константиновна) заняли несколько комнат в другой части дома, включая бывшую спальню Киселева. Ян притащил из машины патефон с громадной трубой. Военным шагом Каспар Рейнгольдович прошелся по комнатам, зажигая и гася везде электрический свет. В бывшем кабинете Сергея Ивановича он задержался, хмуро оглядывая обстановку.

– Верстовский!

– Я здесь, – бодро отозвался архитектор, появляясь на пороге.

– Завтра начнешь с этой комнаты.

– Слушссс… – выдохнул собеседник.

Не обращая более на него внимания, Берзин бросил взгляд в окно, увидел в сумерках огонек папиросы, усмехнулся и легко перемахнул через подоконник в сад. Через минуту он уже стоял возле Опалина.

– Ну что, – сказал человек из ГПУ, – поговорим?

Глава 22 Повелители иллюзий