Иван Опалин

Каспар. Что-то словно щелкнуло в мозгу Опалина. Что ему говорил доктор Виноградов в их первую встречу? Что до него приходил кто-то, кого звали Каспаром, и задавал какие-то вопросы. Тогда Опалин решил, что доктор перепутал время и что говорил с ним Бураков, но на самом деле…

– Познакомь-ка меня с товарищами, – велел Берзин, и Зайцев подчинился, перечислив по именам всех присутствующих. Тем временем человек в штатском, который прибыл в автомобиле, вошел в столовую и застыл возле двери в неловкой позе.

– Ну, меня вы уже знаете, – проговорил человек из ГПУ, – а это Паша Верстовский, строитель. – Человек, о котором он говорил, был уже не в том возрасте, чтобы называть его запросто Пашей, но протестовать не стал и только виновато улыбнулся.

– Очень приятно, – пробормотала Лидия Константиновна, с удивлением глядя на интеллигентное лицо того, кого назвали строителем. – Был такой композитор Верстовский, автор оперы «Аскольдова могила». Вы ему не родственник случайно?

– Родственник, – ответил гость с благодарностью, – впрочем, дальний. – Он покосился на Берзина и не стал развивать тему.

– Они у тебя остановились? – спросил Опалин у Зайцева.

– Мы будем жить здесь, – опередив Никодима, сказал Каспар.

– Как здесь? – всполошилась Лидия Константиновна. – Но кровати… в доме мало кроватей…

– Ничего, сейчас разберемся, – объявил Берзин, и по его уверенному виду чувствовалось, что он и впрямь разберется. – Паша! Пошли осматривать дом.

– Я покажу вам комнаты, – вмешалась Лидия Константиновна. Киселев поглядел на нее и пошел вместе с ней, шагая следом за Каспаром и родственником композитора. В столовой остались только Опалин и Зайцев.

– Только не говори мне, что узнал о нем лишь сегодня, – негромко проговорил Иван.

– Да иди ты!.. – сердито сказал Зайцев. Он снял картуз, вытер пот со лба и надел головной убор снова. – Бабы говорили, что возле деревни шастает кто-то в форме. Я решил, что это ты.

– Да ну?

– Честное слово!

– А автомобиль они что, не заметили?

– Он без автомобиля был. – Зайцев тяжело вздохнул. – А ты о нем не знал?

– Нет. Откуда?

– Да мало ли!

– Слышь, Никодим, – сказал Опалин, – скажи честно: ты знаешь, кто убил Стрелкову?

– Да никто ее не убивал! Тебе же рассказали, как все было…

– Ну допустим, никто ее не убивал. А из могилы она тоже сама себя выкопала?

Зайцев ничего не сказал и только стоял, дергая челюстью, потом нервным движением вытащил пачку папирос и закурил. Он не сразу сумел зажечь спичку и обломал первые две, чиркая их о стену.

– О ней все забыли уже давно, – проговорил он нехотя, пуская дым. – И вот…

– Ну он-то точно не забыл. Ты лицо его видел?

– Видел, видел. – Зайцев вздохнул. – Понимаешь, это моя деревня. Я тут родился, всех знаю, и все знают меня. Если начать копаться, кто чем занимался с февраля семнадцатого года… Разное может выясниться, – добавил он сквозь зубы.

– Например, насчет твоего брата?

– Мимо, – сказал Зайцев, мотнув головой. – Насчет брата Фрола я уже давал объяснения в партии. Он не был белым, ясно тебе? Просто ему хотелось широко пожить, погулять.

– То есть пограбить? – перевел толстокожий Опалин.

– В общем, да. Кончилось все тем, что его подстрелили в пяти верстах отсюда. Привезли его к нашей матери, и дома, под образами, он умер. Отец Даниил его хоронил. – Зайцев тяжело вздохнул. – Когда кто-нибудь хочет мне напакостить, всегда начинает рассказывать небылицы про моего брата. Хотя если я раскрою рот и выложу то, что знаю о рассказчиках, им придется куда хуже.

– А кто тебе хочет напакостить?

– Да все. Почти все, – поправился Зайцев. – В деревне сейчас сложная обстановка, а я партийный. Некоторые считают, что мне легко живется, а раз так, надо мне испортить жизнь. – Он поколебался. – Ты, Ваня, это… Раз вы с Берзиным будете жить в одном доме, ты… ну… Вы же будете общаться, он будет к тебе прислушиваться…

– Это вряд ли, – усмехнулся Опалин. – ГПУ никого не слушает.

– Ты меня-то не закапывай, – попросил Зайцев. – Я же о многом не прошу. Я же знаю, что будет: прискачут сюда и будут ему на меня жаловаться. А я…

Он умолк, потому что Берзин вернулся в столовую, неся рапиру Борджиа – и когда Опалин увидел ее в чужих руках, нельзя сказать, чтобы он испытал приятные чувства. Следом за Каспаром шли Верстовский и оба учителя.

– Он заглянул в твою комнату и увидел ее, – сказал Платон Аркадьевич Опалину. – Пришлось сказать, что это и откуда.

– Это правда? – спросил Каспар, обращаясь к Опалину. – Ты просто нашел ее на столе?

Иван кивнул. Берзин извлек клинок из ножен, осмотрел его и вернул рапиру на место.

– Я ее забираю, – сказал он.

– Расписку мне напиши, – сказал Опалин, насупившись, – она у меня в документах проходит как улика.

Теперь он жалел, что не забрал рапиру с собой в Москву и не оставил ее в Большом Гнездниковском. Берзин посмотрел на его лицо и усмехнулся.

– Будет тебе расписка, – пообещал он и повернулся к шоферу, который только что вошел в столовую. – Ян, что у нас с ужином?