Иван Опалин

— Мы со Стрелком дел не имеем, — сказал хозяин из угла. Он поставил блюдечко на стол и, взяв кусок сахара, стал грызть его.

— Он твоего брата убил, — сказал Опалин Ярцеву, решив не отвлекаться на посторонних. — Поквитаться не хочешь?

— Ну, допустим, хочу, — Ярцев нехорошо оскалился. — Да что с того? Лариона голыми руками не возьмешь, это всем известно.

— От тебя и не потребуется ничего. Мы сами им займемся.

— Ой ли? — хмыкнул Ярцев. — Ну сами, так сами. Я тут при чем? Меня-то ты зачем вздумал тревожить?

— Ну мало ли что. Вдруг ты захочешь нам помочь.

— Помочь?

— Трактир у тебя хороший, многие сюда ходят. Вдруг узнаешь, где Ларион обретается. Вдруг обмолвится кто, по пьяному делу, например. Или кто-нибудь из его друзей вдруг объявится… Дашь нам знать, а дальше уж мы справимся без тебя.

В кабинете повисло молчание, и только было слышно, как с легким присвистом дышит Кутепов, да как за стенами глухо играет джаз.

— Я что-то не понял, — сказал Ярцев с расстановкой. — Ты что, мне стукачом стать предлагаешь?

— Почему стукачом? У нас с тобой в этом деле общие интересы.

— Не может у меня быть с вашими никаких общих интересов, — проговорил собеседник, и настоящая, тяжелая, как свинец, злоба прорезалась в его голосе. — Ты что, сучонок, вздумал? Ты придешь ко мне и будешь меня пугать?

— Я хотел договориться…

— Договориться? — ножки отодвигаемого стула взвизгнули, царапая пол. Ярцев встал, и Опалин внезапно понял, что тот на голову выше и что кулаки у Сидора Михалыча пудовые. — Все меня знают. Ко мне люди ходят. Все знают, что я никогда никого не сдаю, а ты что удумал? Записки мне посылать? Ксивой своей махать? Чтобы жизнь мне испортить? Чтобы серьезные люди решили, что я крыса? Савва, нет, ты только погляди на него! Какой-то щенок…

— Сидор, не втягивай меня в свои дела, — с неудовольствием произнес хозяин. Он поднялся и вразвалочку проследовал за перегородку, которая была в тени и которую Иван даже сразу не заметил.

— Хорошо, я все понял, ты помогать нам не будешь, — сказал Иван мрачно, засунув руки в карманы и втайне мечтая поскорее выбраться отсюда. — Только ты зря решил, что я…

— Это ты зря решил, что ты бессмертный, — прошипел Ярцев, и в то же мгновение из-за перегородки выдвинулись две тени. Не колеблясь, не гадая дальше, что именно они собираются делать, Опалин извлек из кармана левую руку, в которой была зажата граната, и правой наполовину выдрал чеку. Пот градом катился у него по лицу.

— Не подходи, — скалясь, процедил он и стал спиной отступать к двери.

Тени переглянулись.

— Учебная граната небось, — пробубнила одна тень, скаля торчащие зубы с щелями между ними.

— Проверим? — предложил Иван.

Ярцев молчал. Его верхняя губа с усами нервно подергивалась.

— Передай своим в угрозыске, — проскрежетал он, — что помогать я им не буду. Захочу поквитаться с Ларионом — сам все сделаю. Мне помощники не нужны…

— Куда тебе против Лариона, — ответил Опалин, в котором взыграл дух противоречия, и, не остановившись на этом, он прибавил несколько грязных ругательств в адрес собеседника, а также всех его родственников до тридевятого колена. Плечом толкнув дверь, Иван вывалился в коридор, по которому профессиональной полурысью бежал человек с подносом. Завидев незнакомца с гранатой в руке, официант охнул и поднос выронил. Водка, салаты, мясное, осколки графина и тарелок — все смешалось в трактирном коридоре. Вдвинув чеку на место, Опалин убрал гранату и побежал к общему залу. Когда он появился там, Леля на эстраде, казавшаяся гораздо таинственнее и краше, чем была вблизи, мурлыкала какую-то незатейливую песенку, и несколько пар топталось, имитируя танец. Хорошенько не зная, зачем он это делает, Опалин подмигнул певичке и поспешил к выходу. Хотя он был вооружен и уверен в себе, его не оставляло ощущение, что он не будет в безопасности, пока не уберется отсюда.

На улице он вспомнил о человеке, которого величали Щеголем, и о его странных словах. Следовало бы разъяснить этот момент, но Опалин знал, что возвращаться ему нельзя. Он потерпел полное поражение, и мало того — его жизни угрожали. То и дело он оборачивался, проверяя, не идет ли кто за ним, но никто не шел.

"Ладно, — подумал он, успокаиваясь, — у меня есть другое дело, им и займусь". Он отправился на Большую Дмитровку и вскоре сидел уже в комнатке Екатерины Александровны Кривонос, учительницы немецкого. С переплетов книг в шкафу на Опалина глядели загадочные завитушки готического шрифта. Полосатый кот при виде незваного гостя забрался на гардероб и рассерженно сверкал оттуда глазами.

— Ах, Галя, Галя, как же это ужасно, — вздыхала учительница, качая головой. Ей было 32 года, она коротко стригла русые волосы, но это была ее единственная уступка современности, потому что в остальном она казалась серой, пыльной и старообразной. Чем-то она напоминала старые книги, окружавшие ее. Впрочем, в качестве свидетеля она высказывалась достаточно свободно, хотя ее точка зрения была ограничена из-за того, что она имела дело с Евлаховыми только по профессиональной необходимости.