Иван Опалин

— Сидор Михалыч? — усмехнулся официант. Это был молодой еще парень, по виду — несколько лет как из деревни, однако уже успевший пообтесаться в большом городе. — А ты по какому делу?

— Можешь передать ему записку? — спросил Опалин. Записку он приготовил загодя и, достав ее из кармана, вручил официанту.

— Может, могу, а может, и нет, — ответил собеседник, нагловато глядя на него. Иван понял, что произвел невыгодное впечатление и что от него ждут денег за услугу, и разозлился.

— Ща я тебя арестую и в угрозыск отвезу, — сказал он неприятным голосом, предъявив удостоверение. — Ну?

— Да не надо горячиться, сейчас все сделаем, — пробормотал официант.

Он ушел, унося записку, и, вернувшись через пару минут, объявил, что Сидор Михалыч согласен принять посетителя.

— Пожалте за мной, — сказал официант.

— Нет, — внезапно сказал Опалин, — говорить будем здесь.

— Где здесь-то? Все столы заняты, сам видишь, — официант сделал жест рукой, обводя зал, в котором они находились. — О делах Сидор Михалыч только в конторе говорит.

— И где эта контора? — мрачно спросил Опалин. Само слово отдавало чем-то дореволюционным, то ли купеческим, то ли кулацким, чего он терпеть не мог.

— Да тут рядом, в коридорчике. Два шага.

"Не ходи туда". Что, черт возьми, все это значило? Инстинкт самосохранения трубил тревогу; самолюбие твердило, что, раз уж Иван зашел так далеко, отступать не имело смысла.

— Чеаэк! — заныл полупьяный нэпман за соседним столиком. — Где мою… мое… фрикассссе? — он налег на букву "с", растянув ее до невозможности. — Жду тут, жду… п-панимашь…

— Уже несу, Семен Степаныч, — бодро посулил официант и повернулся к кудрявой, отчаянно накрашенной девушке в открытом платье, которая пробиралась по проходу между столами. — Леля! К Сидору Михалычу… важный гость… Проводи!

— Я у тебя не на посылках, — мгновенно отреагировала девушка, бросив, однако, быстрый взгляд на Опалина.

— Леля! Ну прошу… Сидор Михалыч ждет!

— Иди за мной, — недовольно бросила Леля Опалину и пошла вперед, стуча каблучками и на ходу обдергивая платье. И он, забыв обо всем, двинулся за ней.

— Ты тут работаешь? — спросил он, когда они вышли из зала.

— А? — она остановилась и поглядела на него. — Угум.

— А кем?

— Пою я тут, — сухо бросила она.

Здесь, в коридоре, было слышно, как в зале играет оркестр, и Опалин немного успокоился. Подойдя к ближайшей двери, на которой не было никаких надписей, Леля постучала в нее согнутым пальцем и толкнула створку.

— Сидор Михалыч! Тут к вам гражданин, — задорно прокричала она. — Митя велел доставить, сказал, вы его ждете. Я могу идти?

— Ступай, — ответил изнутри глуховатый голос. Опалин прошел в кабинет, и певичка закрыла за ним дверь.

Глава 16 Сидор и Савва

В небольшом кабинете тускловато горела лампа, и свет ее отражался на начищенном боку громадного самовара, стоявшего в углу. Возле самовара в удобном кресле сидел, широко расставив ноги, плечистый гражданин лет 55 с пышными усами. На растопыренной пятерне он держал блюдечко и с шумом прихлебывал оттуда чай.

За столом напротив двери сидел другой гражданин, помоложе — с маленькой головой, покрытой редкими русыми волосами. Усы у него тоже имелись, но попроще, а на правой руке, которой он лениво листал какую-то книгу, судя по ее виду, бухгалтерскую, выделялся негнущийся большой палец.

"Так… это, значит, Сидор Михалыч Ярцев, — сообразил Опалин. — А чай пьет, должно быть, хозяин, Савва Кутепов".

— Ничего я из твоей записки не понял, — сказал Ярцев брюзгливо, захлопывая книгу и вонзая в Опалина холодный, изучающий взгляд. — Наперед тебя предупреждаю: если вы там в угрозыске задумали какую штуку против меня, вот свидетель, Савва Борисыч. — Он кивнул на хлебавшего чай гражданина. — Я законы знаю…

Из этой осторожной, но не слишком связной речи Иван понял, что Ярцев его побаивается, и воспрял духом. Но тут до его уха донесся топот из коридора, и в кабинет сунулся один из зрителей, которого Опалин раньше видел в бильярдном зале. Физиономия вновь прибывшего сияла непередаваемым удовольствием.

— Там Щеголь петербургского фраера уделал вчистую, — выпалил он, блестя глазами, — что же вы? Такое зрелище!

Город Петроград, бывшая столица, недавно сделался Ленинградом, но название это еще не прижилось, и многие упорно величали его Петербургом — хотя так он именовался вообще, можно сказать, в незапамятные времена, еще до войны с немцами, которая перевернула все вверх дном, вознесла тех, кто был никем, и смахнула, как пыль, тех, кто воображал, что только они одни что-то значат в этом мире.

— Зрелище, зрелище, — хмыкнул Ярцев, косясь на Опалина, — ты вот что: если они снова станут играть, поставь за меня пятьсот. Понял?

— На Щеголя?

— А на кого ж еще?

Гость, должно быть, понял, что он явился некстати, быстро пробормотал, что все сделает, и скрылся.

— Дел у меня невпроворот, — буркнул Ярцев, насупившись. Брови его нависли низко, и когда он хмурился, то становился особенно неприятен. — Ладно. Как тебя зовут-то?

— Опалин. Иван Опалин.

— И зачем ты меня беспокоить вздумал?

— Я Лариона ищу. Который Стрелок.