Журнал, надо признать, был органом радикальной идеологии. И соответственно текст повествования, исходящего якобы из-под пера вымышленного гнома, выполнял функцию пропагандистской листовки. Это я даже не с точки зрения современной идеологической борьбы-противостояния с либеральными веяниями говорю. Просто, читая такого Крылова, я отчётливо слышу голос автора «Путешествия из Петербурга в Москву». Нет, не собираюсь записывать Радищева в соавторы Крылову в «Почте духов», хотя гипотеза такая имеет место быть.
Но оба, и Крылов, и Радищев, создавали свои обличительные произведения не из заповедных слов художественной прозы. Они выступали политическими глашатаями, которые прекрасно понимали, что их опусы можно использовать в революционной агитации. Именно за это качество «путешествующий» Радищев, поздний Тургенев, а затем Чернышевский со своим «Что делать?» оказались в первых рядах писателей, чьи литературные герои фокусировали внимание читателей на политике.
Тем самым в стране шла радикализация общества, прежде всего молодёжи, как разночинной, так и дворянской. Бунт становился священной традицией. Реализм должен был быть критическим. Смысл человеческого бытия смещался от понимания трудности эволюционного движения к счастью и верности человека традиционным идеалам, к революционному пути развития и переустройству всего человечества.
Необходимость серьёзных дел подменялась отротой слов. Многие литературные персонажи как-то очень быстро морально устаревали. Почему? По той причине, что художественное начало в политике имеет куда меньшую ценность и существенно ограниченную область применения.
Молодые материалисты и рационалисты устремлялись не за счастьем, а за свободой, и потому отправлялись на баррикады. «Новая» литература манила свободой, равенством, братством. Тогда как героям «старой» литературы, что Пьеру, что Манилову, не говоря уже об Обломове, ближе было мировоззрение, как заметил один наш современник, соответствующее популярной присказке: «Спи! Утро вечера мудренее».
Сам факт малого количества подписчиков журнала Крылова даёт основание задуматься о причине, нет, не того, почему их мало, а того, что при столь малой тиражности издание, явно не приносящее прибыли, тем не менее выходило в свет. Крылов был главным и единоличным редактором журнала. И он же был основным автором журнала. Но издателем являлся Рахманинов. Финансировал проект, как сказали бы сегодня, всё же Иван Герасимович. Почему? Ответ находим у Г. Р. Державина. По его словам, Рахманинов «человек был умный и трудолюбивый, но большой вольтерианец». Так что совсем не случайно издавал он Вольтера. Не было это у него неким хобби. Справедливо будет назвать его книгоиздательскую программу скорее пропагандистской. А сам Рахманинов предстаёт перед нами не культурным просветителем, а либеральным политическим деятелем.
Я не вкладываю в свои слова негативную оценку. Кому-то будут ближе иные определения: публицист-вольнодумец, инакомыслящий, оппозиционер. Но будем честны: из революции ни одна дорога нигде и никогда не вела туда, куда революционеры звали. Очень скоро, осмысляя телодвижения своих друзей-приятелей декабристов, это понял Пушкин.
Безусловно, 1789 год ещё не то время, когда революционеры росли как грибы. Но ведь кто-то приближал дни торжества принципа политической целесообразности и правосознания! Рахманинов, а вместе с ним Крылов, несколько раньше Новиков, чуть позже Радищев были как раз теми, кто приводил в действие механизм революционного подхода к действительности. Хочется обратить внимание на примечательный факт: все четверо перечисленных в том или ином качестве участвовали в процессе издания книг и журналов на базе типографии Рахманинова.
Неудачная попытка мятежа-переворота, получившая название «восстание декабристов», происшедшая на Петровской (Сенатской) площади в Петербурге, традиционно считается началом революционных традиций. Истоком такого суждения, полагаю, стала знаменитая ленинская формула. Но ещё задолго до декабристов, разбуженного ими Герцена, который развернул революционную агитацию и «Колокол» которого начал звонить в Лондоне, сказала своё слово питерская четвёрка. Оно, надо признать, было тогда услышано.
Любопытная параллель: августовский номер ежемесячного журнала «Почта духов» вышел только в марте следующего, 1790 года, после чего печатание журнала было остановлено.
Точно так же ранее поступили с «Адской почтой». Даже мотивы были озвучены аналогичные. Оба издания подверглись закрытию, потому что способствовали уменьшению общественной опоры на традиционные ценности и, что ещё хуже, усилению общественной революционности (по выражению Екатерины II, «разврата»).