Иван, Кощеев сын

— Старалась, Ванечка, — отвечает Марья. — Привожу понемногу в порядок жилье наше. Тут вот и краску приготовила, чтобы фасад выбелить, нарочитую мрачность убрать… После праздников и возьмёмся с тобой сообща — верно?

— Верно, — кивает Иван. — А после каких праздников-то, мама?

— Да после свадьбы, — поясняет Марья-Выдумщица, — как отгуляем — так и начнём.

— А чья свадьба-то? — не понимает Иван.

— Да как же — ты не знаешь, что ли? Весь лес слухом живёт!

— Я, мама, обратно бирюком шёл, — прокашлялся Иван, — разговоров ни с кем не заводил, ни к каким сорочьим глупостям не прислушивался. Было у меня об чём думать, на весь путь хватило. Единственное дело у меня намечено было, — вздыхает, — и то не сложилось… Хотел к Яге Васильевне на обратной дороге заглянуть, думал повидаться, переговорить. Зашёл — а избушки-то нет! Погреб стоит на месте, банька тепла ещё, а избушка со старушкой ушагали куда-то…

— Да, — говорит Марья-Выдумщица. — С тех пор как всё произошло… ну, я имею в виду — как это самое совершилось… ты знаешь, о чём я говорю… так вот, после этого нечисть наши края покидать стала. Съезжают потихоньку. Водяной уплыл, кикиморы учесали… Слуги наши Дыр, Бул и Щыл — те и вовсе в прах рассыпались на ровном месте, прямо в то же воскресенье!

Иван задумчиво голову склонил.

— Да, — говорит, — в воскресенье это было.

— Ага, — кивает мать, тоже с грустью в тот памятный день заглядывает, — в самый полдень и произошло… Стало быть, выполнил, сынок, наказ отцовский?

— Стало быть, выполнил, — отвечает Иван и голову всё ниже и ниже свешивает.

— Хватило, значит, духу тебе?

Иван вместо ответа только вздохнул — как повинился.

Марья спохватилась, руками всплеснула — обратно к теме разговор разворачивает.

— Ну и вот, я ж про свадьбу говорю! Тигран Горыныч, дружок наш колченогий, женится послезавтра!

— Вот как? — оживился Иван такому обороту. — Нашёл, стало быть, невесту себе под стать?

— Нашёл, сердечный, — кивает Марья-Выдумщица и чему-то в кулачок смеётся. — Какую-то заморскую жабу себе присмотрел! Это я, Ванятка, не обзываю её — Боже упаси, — это она по природе своей таковая и есть — натуральная природная жаба, гигантская анфибиоза, к нам из каких-то, видать, заафриканских краёв доставлена!

Иван так руками и развёл — вот так так!

— Понятно, — говорит. — Догадываюсь, чьих это рук сватовство.

— Это ты про что? — не понимает мать. — Про анфибиозу?

— Да нет, это я так, мама, всё никак о своём не передумаю.

— Хватит уже думать, — велит мать. — Смотри, какой сухой пришёл, щеки впалы, бока вялы! Это всё от дум, я-то знаю! Ну ничего, я тебя, сынок, быстро думать отучу и в богатырский вид приведу — врагам на обалдение, девкам на объедение!.. — достала носовой платочек и давай слезу в него смаргивать. — А ведь я, Ванятка, когда про свадьбу сороки-то затрубили, подумала бабьим умом своим: а не мой ли соколёнок какую канареечку себе нашёл!

— Вот вы, мама, выдумаете! — покраснел Иван.

— А что тут такого, — закончила Марья слезить, — твоё дело молодое, хваткое. Ты мне прямо скажи — не нашёл ли ты себе кого в пути, Ванюша?

— Да как вам сказать, мама… — замялся Иван. — Вроде и нашёл, да не уберёг, выронил…

— Это как так?

— Потом, маманя, расскажу, — отводит Иван. — Сперва я всё же хочу отцу поклониться, посмотреть, где он лежит.

— Хорошо, правильно ты говоришь, Ванечка, — кивает Марья. — Пойдём, отведу тебя.

Вошла в замок да и по парадной лестнице наверх стала подниматься. Иван подумал сначала, что мать что-то перепутала — усыпальница-то у них в подвале располагалась, внизу, стало быть. Там давненько Кощей себе склеп в куске скалы вырубил, плиту каменную воздвиг, профиль свой на нём выскоблил — чтобы не хуже, чем у людей, было. Хвастался-гордился: «У меня всё есть, чего человек алчет. Только могилы мне в этой жизни недоставало! Пусть и могила будет, пусть все людишки об этом знают, а что она без покойника стоит, так то уже — не их людская забота!» Про этот склеп Иван хорошо помнил, отроком лазил в него ночью — бесстрашие тренировал. И сейчас ожидал в подземелье отправиться, а Марья его наверх повела! Вот он и удивился. Однако идёт без вопросов — за время его отсутствия мало ли перемен в доме произошло! Марья — хозяйка хваткая, если ей в голову что втемяшится, так она и подвальный склеп на пятый этаж перетащит.

Привела Ивана мать на четвёртый замковый этаж (всё ж таки только на четвёртый), препроводила в светёлку. В этой светёлке когда-то гости останавливались, а потом, когда гости приезжать перестали, в ней свалка устроилась — стихийная кладовая. А сейчас — смотрит Иван — всё в ней заново вычищено да убрано в лучшем виде, окна все солнечному свету открыты, стены в светлый колер выкрашены. На усыпальницу никак не похоже!

Подводит мать сына к пологу, а под тем пологом — кровать с чистым бельём, а в кровати старикашка какой-то лежит, дышит так, что всё одеяло большой волной ходит. Иван как это увидел — рванулся к дверям, чуть назад не убежал. Непонятно ему, что это всё значит и кто такой в кровати засекречен!