Иван-чай-сутра

Увидев дым, — для этого пришлось взобраться на дерево, — Кир засек направление и двинулся в шуршащих, спутывающих ноги травах. Этот холм оказался просто необъятен. Кир не думал, что заблудится. Но он так и не вышел на старую стоянку у трех старых берез, только вымок и вымотался, как собака, тойфел, бНОПНЯ… Если здесь можно заплутать только на одном холме — пусть он и внушителен, как плацдарм для целой армии, — то что говорить обо всей местности. Кир чертыхался, спотыкаясь на кочках — «Тойфел!» — проклинал заросли осота и чертополоха — «бНОПНЯ!» Терял из виду дым. Или тот рассеивался, уносимый ветром, и он двигался уже не в том направлении, а заметив снова дым, сжимал зубы и поворачивал. Он надеялся узнать у тех, кто разжег костер дорогу, по которой бы они могли выйти отсюда, и попросить спичек. Вряд ли ему откажут. В конце концов он может заплатить.

Через некоторое время ветер вдруг стих. Кир был слишком измучен, чтобы сразу обратить на это внимание. Но позже понял, что стало очень тихо.

— Ну… вот, — проговорил он вслух, озирая травы, деревья и небо. Голос его прозвучал очень громко. Вдалеке летела черная птица. Дым совсем исчез. Но Кир с удивлением узнавал место: высокое светлоствольное дерево, осина, что ли. Или тополь. Значит, он вышел? Да, вон и тонкие березки, иван-чай…

Удивление его было безмерным, когда он увидел Маню, сидящую у горки подернутых серым пеплом углей.

— Раздача рождественских подарков…

Маня не поворачивалась на его голос.

— Птича, что это значит?.. Спички были у тебя?

Девушка молчала. Она сидела, накрывшись палаткой, и была похожа на какую-то бабку в салопе или восточную женщину в парандже.

— Подруга! — позвал Кир, подходя ближе и разглядывая кострище.

— Да, — ответила она глухо, — у меня.

— бНОПНЯ! Тойфел! А я рассекаю по травам, как жеребец!.. — Он присел на корточки, протянул руки к кострищу. — И ты не могла мне покричать?

— Я кричала, — тихо ответила Маня.

— Чертов ветер!.. Но почему ты не поддерживаешь огонь?

— Дрова кончились, — безучастно ответила Маня.

Кир на нее оглянулся, свел брови.

— Ты… чего? Не в порядке?

Она не отвечала.

— Боялась? Думала, что я нарочно? Ну, в духе мачизма?.. Совсем нет. Не такой я упертый. Просто вирь кружил меня, водил, как говорят темные кантры. Я уже не рад был… Но меня что-то начинает прошибать, остываю. — Кир отошел к дереву и начал ломать сучья. Остановился, послушал. — Гудит че-то… В кроне. — Он задрал голову в синей бейсболке. — Как все громко. Как будто обновили драйверы Реалтек Эй Си девяносто семь аудио и все значения довели до упора. — Он с оглушительным треском обломил сук. — Как в каком-то павильоне… В кинотеатре со стереонаушниками. Хорошо, что Борда нет. Может, у него и это дерево священная корова.

Он набросал сучьев на кострище.

— Дай спички.

— Нет, — ответила Маня.

— То есть?.. Ты хочешь сказать, больше нет спичек? Ты что, все истратила, разжигая костер?!.. — Он осекся, увидев на ее покрасневших щеках слезы. — Да ладно тебе… Чего ты, Птича. Что с тобой?.. Да в самом деле, ты что, подруга?.. Что случилось? Ну, истратила… и ладно, здесь что, необитаемый остров?..

Маня покачала головой, беззвучно глотая слезы и пытаясь спрятаться в пестром шуршащем коконе палатки, но тот сполз и, закрыв лицо прозрачными ладонями, она зарыдала. У Кира вытянулось лицо. Он ничего не мог понять. Сидел на корточках с дурацким видом и горбился, как обычно, когда дело доходило до слез. В такие моменты он всегда чувствовал себя убогим, никчемным и ни на что не способным дурилкой, неизвестно зачем явившимся здесь и сейчас. Слезы были слишком сильным раствором и лишали жизнь вообще всякого вкуса. Он неуклюже пытался успокоить сотрясавшуюся Маню, что-то бормотал, настороженно озирался на молчащие деревья, на скорбно застывшее воинство иван-чая в малиновых шапках и низкие облака. Иногда сквозь ее плач доносился басовитый гул в кроне. Как будто дерево подключилось к небесному электричеству.

Влажное темное текущее небо, сумрачные травы и электрическое дерево посередине, — пейзаж этот был трагическим, каким-то вечным, не зависящим от стараний новых дизайнеров сменить заставку. Она не удаляется. И звуковое сопровождение остается неизменным.

Осиновые сучья занимались, чернели и уже над ними восходил дымок, прозрачный и горький.

* * *