Иван-чай-сутра

Заночевали они над долиной под тремя старыми березами. Ночью по долине полетел ветер, березы зашумели своими языками, палатка туго хлопнула. Кир пожалел, что здесь ее поставил. Вообще они хотели подальше уйти от руин, но уже вечерело, и усталость одолевала. И теперь ветер трепал их палатку. А березы тяжко плескались в вышине, постанывая и потрескивая. Гул их стволов уходил в корни и пронизывал землю и лежащих на ней Кира с Маней. На мгновенье все затихало, и вдруг ветер налетал с другой стороны, мягко и сильно бил грудью, цеплял растяжки лапами, и они дрожали. Тойфел! Этот ветер вел себя странно. Иногда он обрушивался сверху, стремясь расплющить палатку, сломать ей хребетик — две пластиковые стойки. «Когда это прекратиться?» — спросила в темноте Маня. Ответом ей был очередной удар, такой мощный, что вылетели колышки, и растяжки захлестали по палатке. Кир еще полежал, вздрагивая от этих звуков, как будто растяжки лупцевали по его гулкой барабанной шкуре, и нащупал бегунок молнии, расстегнул выход. «Куда ты?» Ничего не отвечая, он вылез наружу, под ветер, в кромешную космическую тьму и начал искать растяжки. Сыпал мелкий дождь. Вскоре он поймал одну и обнаружил, что в петле застрял металлический колышек. Он быстро вогнал его в землю, еще теплую на ощупь. А вторую растяжку долго не мог схватить. Ветер как будто забавлялся с ним. Наконец и ее он зажал в кулаке. Но в петле не было колышка. Кир соображал, что делать. Можно было вогнать в землю топорик и накинуть на него петлю. Но в эту ночь ему особенно не хотелось расставаться с каким не каким оружием. И он отыскал у кострища дровину и просто привязал растяжку к ней и сунул ее под палатку. Но, уже вернувшись на свое место, пожалел, что поленился выстругать колышек и вбить его. Ветер так ломил, что казалось, мог сбросить палатку в долину. «Что там случилось?» — спросила Маня. «Растяжки вырвало». — «Это какой-то улет». Ветер навалился сверху, и стойки зазвенели. «Ты можешь помолчать?!» — разозлился Кир. «А… что я такого сказала?» — опешила Маня. «Ты уже свое сказала», — отрезал Кир. «Не понимаю… О чем ты?» Кир молчал. «Ты имеешь в виду провал со спальниками?» — спросила Маня. «Спальники», — сказал Кир саркастически и замолчал, прислушиваясь. «А что? — не отставала Маня. — Идею Перемен?» Кир не отвечал. Березы ревели как коровы, почуявшие волка. «Кир!» — позвала Маня. «Я имею в виду твои дурацкие привычки! — воскликнул Кир. Он никак не мог согреться. Его трясло. Ветер выхватил у него последнее тепло. — Твои цигойнерские прибамбасы!» «Ты опять об этом?» — изумилась Маня. «А ты как думала?!» Маня отодвинулась от него и ничего больше не говорила. Лежать поодиночке было холодно, и они тряслись до рассвета, слушая свист и гул ветра и хлопки палатки, — хлопки одной ладони, как в дзенском коане. Когда тьма посерела, Кир выбрался наружу, прихватив топорик и спички. Дождь прекратился, но ветер не утихал. Кир строгал палку, добираясь до сухой сердцевины. Он пытался развести костер, но ветер тут же гасил спичку, едва на ней вспыхивал огонек. Кир накрывал щепки полами куртки и снова подсовывал под них спичку, но щепки не успевали заняться, — ветер находил лазейку и все задувал. Истратив полкоробка, Кир в раздражении крикнул: «Тойфел!» и снова забрался в палатку, скрючился, стараясь согреться, и, промаявшись еще какое-то время, резко поднялся, ткнувшись макушкой в палатку и сказал, что надо собираться и уходить. «Куда?» — глухо спросила Маня. «К тойфелу на кулички!.. Куда-нибудь, где нет ветра. Он уже достал! И вся эта архаика!..»

Над долиной несло серо-черные космы туч. Свет раннего ненастного утра был мрачен. Все казалось странной монохромной фотографией. Странной потому, что травы на ней двигались, летели тучи, и лес на противоположном берегу долины раскачивался в каком-то трансе. Бледнели длинные лики берез. Собрав палатку и кое-как упаковав ее, уложив в рюкзак вещи, Кир с Маней пошли прочь, к середине холма, надеясь укрыться от ветра. Но и за осиновой рощей, уже вдалеке от долины, их настигал ветер. Он дул отовсюду. Трава была мокрой после дождя, и джинсы путников мигом отсырели. У Мани посинели губы. Кир упрямо шагал впереди, сбивая брызги с трав. Ему стыдно было за ночное малодушие. Ведь он связал эти потоки воздуха и завихрения с Маней. Да, мелькнула такая совершенно дикая мысль. Полная бНОПНЯ! Сейчас он даже не мог восстановить движение мысли, завершившееся подобным умозаключением: во всем виновата Маня, ее индусское пение. Но чуть позже он кое-что восстановил. А именно то, что местный провайдерили сетевой админ не приемлет этих штучек. Здесь другие настройки, пассворды и логины. Здесь даже другой язык программирования, другие расширения. Тойфел!.. Так он думал ночью. Это был явный глюк, генерированный вирем. Какие настройки? Здесь, на этом куске земли, из которой торчит древесина, растет трава, которую окропляют молекулы воды, — но при этом путник изнывает от жажды, — и над которой циркулируют воздушные массы?