Время от времени в окружающем пространстве то там, то здесь раздавался выстрел, второй. Но ни с одним стрелком они не столкнулись. По правде, им меньше всего этого хотелось. Впрочем, после встречи с нелепым туристом-себе-на-уме в махновских очках им вообще не попадался ни один человек. Почему-то люди оставили эту землю. А на самом деле, когда долго не встречаешь людей, начинаешь испытывать такое чувство, будто попал в вакуум. И его не заполнить никаким пташкам. Кир бывал, что говорится,
— Я бы сжег все эти наркоманские книжки, — раздраженно бросил он через плечо.
— Это не отменяет существование комара как вида.
Небо хмуро нависало над тускло-зелеными деревьями. Солнце не показывалось дня три. Трудно было определить, где они находятся… И, кажется, девушке это нравилось. А ее спутнику — нет. Он любил определенность. Любая недоговоренность, двусмысленность его раздражала. А Маня считала, что нет ничего на свете скучнее, когда все расчислено, заранее известно, задано. Кир защищал стабильность. Маня обзывала его одномерным, Кир ее — шизофреничкой. И Кир чувствовал, что виснет. Еще бы! Сохранять работоспособность и быстродействие в условиях, когда весь мир
К мифической Дальней Реке они так и не пробились, заплутав в торфяниках, и ночевали на берегу черной большой лужи. Чай можно было и не заваривать: цвет воды напоминал крутой чифирь. В воздухе бесновались комары, было душно. И в довершение всего Маня утопила рюкзак. Неосторожно поставила его на кочку, казавшуюся ей основательной, но, рюкзак завалился, едва она отошла, медленно, как бы нехотя перевернулся и на глазах у изумленной Мани почти беззвучно ушел боком в воду, скрылся в густой глубине. Маня думала достать его рукой, но ухватила только кофейную муть. Кир тут же вырубил шест, оставив на конце сук, и опустил его в воду, попробовал зацепить рюкзак. Багор не коснулся дна. Лужа была слишком глубока. Спальники, аптечка и кое-какие продукты исчезли в этой торфяной пасти. Хорошо, что и по ночам было тепло, и они спали, укрываясь куртками.
Выбравшись из торфяников, они остановились в маленькой березовой рощице с сухой землей, пахнущей чабрецом; рощица занимала небольшой участок почти правильной овальной формы и, наверное, от этого возникало впечатление архитектурного сооружения. Странная многоколонная конструкция, изрисованная черными выразительными глазами. Вокруг розовел иван-чай, отбрасывавший отсветы на кору берез. Мане не хотелось уходить из этой рощи. Рано утром в березах пели иволги, она видела этих райски желтых птиц. А говорят, что увидеть иволгу — к счастью. От кого-то она это слышала, то ли от Дзен-Баптиста Васи, то ли от Топора. Но поблизости не было воды, и они пошли дальше по заросшим полям — неизвестно в какую сторону. Определить, где север-юг-запад-восток, они не могли. Смутно они помнили, что жили до путешествия восточнее, и, следовательно, эта местность находится западнее. Вот и все. Хотя чисто субъективно им казалось, что переместились они куда-то все-таки на