Иван-чай-сутра

— О нет! Джармуш велик! — с жаром воскликнула Маня. — Его «Мертвец» — это рок-фильм, одна потрясающая композиция. Я смотрела его четыре раза. И хотела бы прямо сейчас еще раз посмотреть. Или хотя бы послушать гитару Янга, раствориться в этой морозной музыке. Надо было прихватить плейер. Но мы условились не брать ни мобильников, ничего такого. Ускользнуть от злобы дня. А теперь я соображаю: ну, Янг — какая ж это злоба? Или Лу Рид! Я уж не говорю о Дилане! Как жаль, что он стареет. И никак не приедет к нам. Говорят, когда-то в восьмидесятые приезжал, но его здесь не поняли, зал был пустой. Это равносильно тому, что к нам заглянул бы с проповедью Иисус Христос, а его пришли послушать два десятка чиновников. Конечно, сюда ехать ему теперь без мазы! Так нам и надо. Остается самой взять и махнуть за океан. Но я не дакини. И мои пэрэнты прижимисты. Хотя я не в обиде. Да и появись у меня прайс, куда бы я попилила, догадываешься?.. Правильно, в Хиндустан!.. Мм, когда-нибудь я не вытерплю и так и сделаю даже без прайса. Прикинь, каково жить, зная, что настоящее происходит не здесь. Ведь у тебя есть такая заморочка?

— Да, — сказал Алекс, — когда я торчу в Глинске.

— И куда тебе хочется попасть?

Смуглое волосатое лицо Алекса расплылось в улыбке.

— Сюда.

— Сюда и никуда больше?

— Ну, в общем, да.

— Странно… И настоящее по-твоему здесь и происходит?

— У меня есть такое ощущение.

Маня оглянулась на холмы и рощи и облака, повисшие повсюду, пожала плечами и призналась, что заскучала бы здесь.

— Но сейчас тебе не скучно?

Она быстро взглянула на него.

— Нет пока!

— Так это и есть настоящее.

— Ты вещаешь прямо как Будда!

— Мне ближе Обломов.

Маня прыснула.

— Обломов?

— Да. Он — Дон Кихот, только более последовательный в своем несогласии с пошлым миром. Это Дон Кихот недеяния. Заветной его целью было раствориться в мечтании. Нет, точнее — в раздумье. А его смерть была подобна угасанию, чем-то вроде нирваны. Рассеялось облако. Это и есть наш Будда.

Маня засмеялась.

— Вот уж никогда не думала!.. Мне Гончаров был влом. Скучища! — Она запрокинула голову, глядя на облако над Вороньим лесом. — Обломов-облако! Ха-ха-ха! И он видит нас, маленьких, игрушечных, тонущих в траве… Облачный барин с янтарной трубкой, в драном халате и с ветром за пазухой. Да, это круто! Просто хокку Басё.

Они действительно почти полностью скрывались в травах, разомлевших к полудню, так, что каждый стебелек сочился ароматом. Было жарковато. Путников донимали слепни. И все время чуть в стороне от них с метелки на метелку перелетала маленькая крапчатая птица, ловко цеплялась хрупкими пальцами за стебель и, покачиваясь, вертела головкой. Можно было подумать, она сопровождает этих двоих из любопытства. Но на самом деле она следовала за жирными слепнями и, улучив момент, ловила их и проглатывала, хрустя крыльями, лапками и глазами.

* * *

Когда они поднялись на гору, то увидели под соснами лишь одну палатку. У дымящего костерка сидел мрачный Кир. На руке его белел уже испачканный бинт. К чешуйчатому стволу были прислонены два рюкзака.

— Я подумала, нашу палатку унесло, — сказала Маня.

— Умзонтс! — хмуро ответил парень.

— Что это значит?

— Ничего. Пустое. Ветра-то не было.

— Как рука?

— Лучше не бывает.

Маня протянула ему котелок.

— На, пей… Жаль, что ты это не видел. Вот уж где кальт христаль! Целая чаша. И вода бьет без перерыва. Там месторождение кальт христаль, только хрусталь текучий. Это просто невероятно. Вот как начинаются реки. Облако песка дышит, в нем такие бурунчики, как пупки. Колоссально.

Кир внимательно смотрел на раскрасневшееся лицо девушки.

— Я теперь врубаюсь, как это предки родникам поклонялись, сочиняли истории о провалившихся церквях. Знаешь на кого он был похож?

— Кто? — угрюмо спросил Кир.

— Да родник же! — нетерпеливо откликнулась она. — На младенца, которому тысяча лет!

Кир хмыкнул и начал пить.

— Ничего смешного. Мягкое темечко у детей знаешь, как называется? Так и называется: родничок.

— Так что я в таком случае пью? — с брезгливой миной спросил Кир. — Кровь младенцев?

— Дурилка картонная, — махнула на него рукой Маня. — Ладно, что-то ты быстро собрался? Мы же еще пообедаем?

— Если мы будем рассиживаться, то до темна не выйдем к реке, подруга. Нет, нам пора уходить.

— Дай мне хотя бы отдохнуть.

— Ты так устала? А выглядишь бодрой и радостной, как пионерка.

— Ты хоть раз видел живых пионеров?

— По телевизору. И на обложке одной книжки. Которая так и называлась: «Голая пионерка».

— «Как это трогательно: серп и молот!..» — пропела Маня. — Ты просто ходячая энциклопедия, Кир.

Кир снова приник к котелку, черному от сажи снаружи и бликующему прозрачной водой, светлому внутри.

Над горой послышалось равномерное поскрипывание, Маня задрала голову.

— По-моему, наш старый знакомый писарь… — Наконец она увидела ворона, помахала ему. — Хэйо, чувак!

— Да, он тебе очень признателен, сейчас перекувыркнется от счастья, — проворчал Кир.

— Может это Карлос Кастанеда собственной персоной!

Кир засмеялся. Улыбнулся и Алекс.