Иван Болотников (Часть 2)

- Брешет посланник! Не мог царь так отписать. То бояре в приказе настрочили!

Чем больше кричали казаки, тем больше наливалось кровью лицо Куракина.

- Замолчите, злодеи! На грамоте царевы печати!

Но визгливый голос боярина утонул в недовольном реве вольницы. Атаман с досадой поглядывал на Берсеня.

"И чего лезет? Кто в Раздорах атаман - я или Федька? Дело дойдет до того, что казаки побьют государева посланника".

Застучал булавой о помост.

- Уймитесь, братья-казаки! Дайте гутарить боярину!

Круг мало-помалу утихомирился. Но разгневанный Куракин уже не мог читать грамоту: кудреватые буквы плясали в глазах. Свернул столбец и запальчиво передал царев наказ своими словами:

- Повелел великий государь в верховые городки и на Волгу разбоем не ходить, азовских людей не теснить, дабы жить царю в дружбе и мире с турецким султаном. А еще повелел вам великий государь беглых холопей и крестьян у себя на Дону не принимать и не укрывать, а тех, что сейчас на Дону и в городках упрятались, немедля выдать прежним владельцам...

- Буде, боярин! То Бориски Годунова присказка. Много наслышаны, вновь оборвал посланника Федька Берсень. - Чуете, донцы, как нас в капкан заманивают? На Волгу - не ступи! Азовцев - не задорь! Беглого мужика - в железа и к боярину! Хотите так жить?

И вновь забушевало казачье море:

- Не хотим, Федька!

- Азовцы каждо лето войной ходят! В полон донцов берут!

- Туркам в неволю продают! Ужель обиды терпеть?

- Ходили и будем ходить!

Не удержался и Болотников. Закипел. Протолкался к самому помосту и встал супротив посла, опустив тяжелую руку на серебряный эфес сабли.

- Ты вот что, боярин. Ты на нас оковы не надевай! Хватит с нас и былой неволи. Вот так натерпелись! - чиркнул ребром ладони по шее. - О беглых тут кричишь. А мы здесь все беглые, все из-под боярского кнута бежали. Но теперь господам нас не достать. Кишка тонка, боярин! Ни один беглый с Дона не уйдет. А коль силой сунетесь - головы посрубаем! Так Бориске Годунову и передай. Не быть на Дону боярской неволе.

- Не быть! - взметнулись над головами тысячи сабель.

К Куракину метнулся Васька Шестак; выхватил бумажный столбец, скомкал и бросил в круг. Грамоту подхватил Устим Секира и, не долго думая, подбежал к боярскому возку и сунул царев наказ под рыжий кобылий хвост.

Круг так и взревел от неудержимого хохота, а Куракин охнул и что-то беззвучно зашлепал губами. Слепая, клокочущая ярость исказила его лицо. Попытался что-то выкрикнуть, но спазмы перехватили горло.

Васильев, поняв, что казаки теперь и вовсе не будут слушать боярина, высоко взметнул над головой булаву.

- Кончай круг, донцы!

Васюта, Юрко и Секира направились к кабаку. Болотников предупредил:

- Шибко не напивайтесь. Позаутру в станицу тронем.

- На ногах будем, батько, - весело заверил Секира.

Берсень повел Болотникова в свой саманный курень. Был возбужден, всю дорогу сердито выплескивал:

- Годунова проделки. Хочет казаку петлю накинуть.

Не угомонился Федька и у себя за столом. Опрокидывал чарку за чаркой и все так же сердито гутарил:

- Годунов нас, как волков, обложил. Ни проходу, ни проезду. Сунулись как-то в верховые городки за товаром - не пропустили. На годуновские заставы наткнулись. От ворот поворот. Это нас-то, казаков? Нас, кои от поганых и янычар Русь заслоняют? Нет, ты чуешь, Иван?

- Чую, Федор. Годунов лишь верховых служилых жалует, тех, что волю на хомут сменяли.

- Воистину на хомут. Слышал: в Ельце, Воронеже и Курске казаков вынудили на государя ниву пахать. Казаков!

- И в Осколе десятинная пашня14. Весной десяток казаков в станицу прискакали. Сбежали из Оскола. Не захотели сохой степь ковырять. Так их было в острог, едва на дыбе не растянули. Добро, из крепости удалось выбраться, а то бы гнить в застенке. Вот как служилых зажали, - хмуро проронил Болотников.

- Не всех. Много лизоблюдов развелось да прихлебателей боярских. Годунова доброхоты! Им и деньги, и хлеб, и оружие.

- А нам, низовым, лишь брань да угрозы. Ни зипуна, ни зелья, ни хлеба. Как хочешь, так и крутись. Так ужель нам по куреням сидеть?

- Не станем сидеть!

- Не станем, Федор. Саблей зипуны добудем!

Оба разгорячились, зашумели.

В горницу вошла Агата. Поставила кувшин на стол, молвила с улыбкой:

- На весь баз крик подняли. Лучше бы песню спели

- Не до песен, женка. Сгинь! - прикрикнул Федька.

Но Агата не "сгинула". Уселась рядом с Берсенем, коснулась мягкой ладонью его кучерявой головы.

- Не гони. Я тебя, почитай, и не вижу. То в степи, то на майдане. Не домовитый ты, Федор. Все тебя куда-то носит.

- А я перекати-поле, женка, - смягчил голос Берсень, Придвинул к себе кувшин, налил в деревянный ковш холодного квасу, жадно выпил.

- Перекати-горе ты, - вновь улыбнулась Агата. - И зачем только меня с засеки сманил?

Оглянулась на Болотникова, при этом в больших синих глазах ее блеснули ласковые искорки.

- Помнишь, Иван, как он меня улещал?.. Кочетом ходил. Оседло-де жить буду. А что вышло? И десяти седмиц вместе не побыли. Нужна ли ему жена? Он давно ее на коня променял. А ведь на засеке иное гутарил. Помнишь ли, Иван?

ГЛАВА 4

ЛЕСНАЯ ЗАСЕКА