Иван

— Ну что, Ваня, — сказал Виктор, когда посторонние разошлись, а женщины-соседки стали убирать посуду со столов, перемывать, разбираться, какие и чьи тарелки, вилки, ложки, ведь народу приходило проводить в последний путь Анастасию Макаровну очень много, — вот и остались мы с тобой снова одни. Людмила уехала домой — так и должно было быть, тем более что ехать ей сейчас ой как надо, а вот мы остались… Скоро и ты уедешь, и что тогда?

— Поехали со мной! У меня жить есть где, и с работой налаживается, — сказал Иван.

— Я об этом еще с матерью разговаривал, да уж больно она не хотела уезжать отсюда. А теперь как же я ее брошу тут одну, кто к ней на могилку сходит?

Иван посмотрел на Виктора и только теперь заметил, как он постарел, осунулся; густые жесткие волосы его поседели, особенно на затылке и висках. Он сидел, скрючившись всей своей огромной фигурой, и весь вид его был тоскливо-удручающий.

— Может, ее можно забрать с собой? Надо хорошо подумать, — и Иван вспомнил Олю с ее постоянной рассудительностью.

— Забрать? Да нет, это только отец твой мог додуматься до такого, а Настю — нет, я не смогу.

— Я же не предлагаю сжигать, а потом, везти можно законно, как многие делают, отца-то я прятал: знали бы люди тогда в поезде, что было в моем рюкзаке. — Иван замолчал.

— Я вот тебе писал, Ваня, насчет одной ценной вещицы, помнишь?

— Из письма я ничего не понял. Что за вещь?

Виктор посмотрел по сторонам и почти шепотом сказал:

— Золото, и много золота.

— Откуда оно?

— Отец твой нашел, просил передать тебе, когда женишься, чтобы «не наломал по недомыслию дров», как он говорил.

— И что это за золото?

— Самородок, в нем около килограмма будет. А потом — золотые монеты: это уже я нашел.

— А куда я с ним, с самородком? — как-то совсем безразлично сказал Иван. — У меня билет на самолет, а там досмотр и — плакало наше золото.

— Значит, как ты говоришь, «надо подумать»?

— Думай не думай, а мне через шесть дней уже на работу.

— Это только один вопрос, а второй — машина. Мне она сейчас ни к чему; надо переоформить на тебя и гнать своим ходом.

— Из Сибири — и своим ходом?!

— Второй вариант — поездом до Симферополя, а там уже получишь, но это влетит в копеечку.

— Так, по твоим рассказам, мы сказочно богаты! — с грустью в голосе и с усмешкой сказал Иван, — прямо графы Монте-Кристо!

— С этим «сказочным богатством» можно угодить или в тюрьму, или на тот свет, — строго сказал Виктор, — это очень серьезно, тут нужна осторожность да осторожность. Сдать государству не имеет никакого смысла, да и все равно затаскают: где нашел, почему не сдал раньше…, поэтому я предлагаю дать телеграмму твоему командиру, что выезжаем своим ходом, — он поймет. Когда приедем в Крым, там уже и будем решать, как дальше жить.

Иван сунул руку в боковой карман и наткнулся на пухлый конверт, который ему передал Николай Николаевич, вытащил и удивленно посмотрел на него.

— Что это? — спросил Виктор.

— Чуть не забыл! На, прочитай.

Виктор надел очки и начал читать.

— Помню, помню, как же — эта женщина на почте работает, на Чулымской, она тогда плакала.

— Слушай, дядя Витя, давай съездим, очень надо ее увидеть — это дочь моего соседа, хорошего друга, он очень просил меня.

— Так время уже три, почта, наверно, закрывается.

— Ладно, найдем, спросим, где живет. Поехали!

Иван так умоляюще смотрел на Виктора, что тот зразу же согласился, подумав: «Вот человек: на себя ему наплевать, а для других готов на все».

Ехали недолго. Минут через двадцать остановились прямо у почты. Пожилая женщина как раз закрывала большим засовом входную дверь. Виктор подошел к ней:

— Здравствуйте! Нам бы Зульфию.

— Почта закрыта, — сказала женщина и посмотрела на Виктора. — А, это вы, я вас узнала: вы тогда с женой приходили, а Зульфия только что домой пошла: вон там они живут, видите серый забор?

— А вы не туда идете?

— Туда, только дальше. А зачем она вам?

— Да вот сын наш приехал, кому мы письмо тогда писали, — мать-то наша умерла.

— Господи, такая красивая, молодая была: видать, чувствовала.

— Да нет, сердце остановилось и все, никогда не болела.

Женщина посмотрела на Ивана и, вздохнув сказала:

— Вот так все: и муж у Зульфии умер прямо в дороге — машинист был.

— Садитесь, мы вас подвезем, а заодно и Зульфию позовете. Ваня ей хорошие новости привез.

У дома, где жила татарка, Виктор остановился, и женщина вошла во двор. Буквально через минуту выбежала в домашних шлепанцах Зульфия, а увидев двух незнакомых мужчин, остановилась в нерешительности, только сказав: «Здравствуйте». Иван шагнул ей навстречу и протянул конверт. Она машинально взяла письмо, мельком взглянув на него, и продолжала вопросительно смотреть то на Ивана, то на Виктора.

— Отец ваш, Николай Николаевич Панков, умоляет вас ехать к нему, — только и успел сказать Иван.

Женщина бросилась к нему на шею и зарыдала так громко, что Иван, испугавшись, стал деликатно освобождаться от ее объятий.

— Да что же это я! — наконец, опомнилась Зульфия. — Заходите к нам, поговорим, — вытирая слезы и всхлипывая, говорила она.

— Ну, я пойду, — сказала пожилая, как-то незаметно стоявшая в сторонке.