В июле 1999 года Ив Сен-Лоран, получивший 5 июня в Нью-Йорке премию Совета дизайнеров моды Америки (CFDA) за его творчество, дал реальный урок моды для тех, кто мог видеть. В зале одна VIP-персона затмевала собой Катрин Денёв, Лорен Бэколл и даже Франсуа Пино, который пришел на дефиле со своей женой, — это был Том Форд, он назвал дефиле «совершенным». Прилагательное сразу же было подхвачено New York Times: «Бал Сен-Лорана оценивается по шкале совершенства»[998]. Том Форд бросил вскользь фразу, которая вызвала мгновенную тревогу на авеню Марсо: «Я хотел бы заняться Высокой модой». Высшая степень провокации: Ив Сен-Лоран, написала Сьюзи Менкес, усложнил ситуацию, предложив коллекцию как раз prêt-à-porter. Что может быть элегантнее, чем «шерстяной свитер цвета аметиста»?! Или пальто из верблюжьей шерсти?! Или шерстяная куртка цвета вереска?! Это был новый easy look[999]: друг за другом следовали мягкие твидовые брюки, туники из джерси; серия из пяти «румынских» блузок, вышитых золотом, черной яшмой или настурциями от Лесажа. Линию коллекции мягко подчеркивало бархатное платье Эстер Каньядас[1000], которая, по мнению Ива Сен-Лорана, «ходит как богиня». Он был верен своему черному цвету, о котором говорил: «Это мое убежище, он выражает то, чего я хочу». 81 модель шествовала по подиуму: изумрудные шифоновые блузки, ткани ярких цветов, рыжий лисий мех и коричневый бархат с картин Ван Дейка, бархатные жесты под кашемировыми накидками — все это придавало парижской зиме ауру воображаемого леса, охваченного очарованием. Этими платьями, трепетавшими от тайны и печали, он выражал своего рода гимн свету, высокую песню неба и ветра. Его поиски казались все более мистическими: «Создать коллекцию значит снова найти свое детство», — говорил тот, кто каждое воскресенье ходил молиться Деве Марии в церкви Святого Франциска Ксавьера. В этой коллекции он был далек, очень далек, от привычной жестокости, которая обычно присутствовала на модных дефиле. В марте две тысячи журналистов и фотографов стали свидетелями новой парижской битвы между диким мохнато-кудрявым шиком и яркими линиями, между белыми антидепрессантами и черными провалами, украшенными ошейниками для собак и высокими каблуками. Ослиная шкура из сказки против «любовниц рейдеров»: так была объявлена модная война на фоне мировых событий конца столетия, на фоне противостояния безудержного либерализма и общественных утопий.
Август 1999 года. Первая встреча Тома Форда, Доменико де Соле[1001] и Пьера Берже. Личность последнего казалась двум представителям Gucci «интересною». Это была политкорректная формула для определения этого яркого провокатора? А может, определение, чтобы сделать решающий шаг? Ив на несколько мгновений вошел в офис, прежде чем вылететь в Танжер, город менее удушливый летом, чем Марракеш, куда он забирал с собой «Лирическое подношение» Рабиндраната Тагора[1002]… «Ребенка в княжеских одеждах и драгоценных ожерельях уже не радуют игры; одежды сковывают каждый шаг его. Боясь разорвать или запачкать их, он сторонится от мира и боится шевельнуться. Мать, не во благо ему твои золотые узы, если они отторгают от здорового праха земли, если они лишают его общения с великой красотой человеческой жизни?»[1003]
Казалось, что все шло к лучшему. Пьер Берже говорил, что разделяет с тандемом TFDS «подход и стратегию в отношении того, каким должен быть бренд класса люкс в целом и компания Yves Saint Laurent в частности»: удаление лицензий, необходимость «больших вложений», открытие «реальных бутиков», полностью контролируемых брендом. «Я с нетерпением жду работы с настоящими профессионалами», — утверждал Пьер Берже, имея в виду шестилетнее «невыносимое» сотрудничество с Жан-Франсуа Дехе-ком, главой группы Sanofi. Более всех был дезориентирован Альбер Эльбаз, который в психологически трудной ситуации подготовил свою коллекцию Ives Saint Laurent Rive Gauche весны 2000 года, хотя Маривонн Нумата, тогдашний пресс-секретарь компании, уточняла: «Мы работали, и никто нам вообще ничего не говорил». Интересный факт: одежда Rive Gauche, прозрачные блузки например, фотографировалась престижными специализированными журналами, такими как Dazed and Confused, The Face или Citizen K. Тем не менее Париж уже повернулся флюгером. В октябре 1999 года одна из главных редакторов модного журнала, сидевшая в первом ряду, спросила у Маривонн Нумата: «Ну, ты когда увольняешься?» В Париже, как и в Нью-Йорке, говорили только о прибытии Тома Форда в Дом моды Ives Saint Laurent…