Это был его первый серьезный выезд, он никогда не проводил каникулы дальше Трувиля, кроме нескольких визитов к кузенам в Маскару или к своей прабабушке в Санд. Сен-Лоран мечтал раствориться в объятиях этого города, он так желал его увидеть, этот недосягаемый Париж, о котором рассказывала Виолетта Ледюк в журнале
Ив построил свой мир из воображаемых замков, где королевы прятали свою боль за вуалью. Унизительные воспоминания преследовали их и делали еще более красивыми и загадочными. Женщина, которую он не переставал рисовать, жила в декорации, где все решали портьеры и канделябр: палевая лепнина контрастировала с малиновым цветом платья. Самое притягательное в моде – «ее роскошная правдивость», как писал журнал
У Сен-Лорана был нюх путешественника, он начинал знакомство с городом с кафе, куда будет приходить ежедневно. Молодые выходцы из Орана готовились обычно к встрече с Парижем как к рукопашной схватке с публичной девкой. Все они появлялись на бульваре Сен-Жермен, заказывали сэндвич с ветчиной «Париж с маслом» и заигрывали со студентками, приехавшими на мопеде. Потом они говорили друзьям, что «они доступные», с тем же выражением лица, с каким их родители обычно рассказывали: «Лувр – это хорошо, но в нем слишком много картин!»
Ив подготовился к путешествию как к завоевательной кампании, которая требует решительности, но без рвения, а также искусства поведения, чем он владел во всех тонкостях. Наверное, робость, сдерживавшая его, не позволяла ему пойти обливаться потом в танцевальном клубе «Табу» на улице Дофин, как это делали остальные. Здесь растрепанные экзистенциалисты танцевали буги-вуги под звуки трубы Бориса Виана[59]. Разве он теперь не легенда?!
Париж с картинок журнала
Он находил похожие страсти на фотографиях вечеринок в квартале Сен-Жермен, которые он вырезал из газеты
Когда-то он познакомился с черно-белыми фотографиями Хорста и Ирвинга Пенна[64]. Эти мастера были способны сделать из своей фотостудии ложу театра, где женщины становились похожими на видения. Он уже знал, что такое людское жужжание в антракте, легкий шорох тафты и шуршание тюля. Ив мечтал об аромате духов женщины в черном, об ангелах и хулиганах.
Для него жить – это, прежде всего, бороться с видениями, которые позже составят фон его творчества. Тогда как другие позволяли украсть у себя сны и мечты, он их бережно хранил, иногда возвращался к ним. Его сны и мечты – это его ангелы. Карта жизни знаменитостей была ему близка так же, как план метро, где он уже хорошо ориентировался, рассеянно протягивая кондуктору свой билет, прежде чем подняться в красный вагон первого класса.
Он говорил об этом так, точно уже пережил все разочарования жизни. В Оране, когда ему было тринадцать лет, Ив писал: