Однако в конце концов большинство этих проблем — по крайней мере, политических — были решены: буйные исаврийцы и фракийцы под командованием опытного полководца Иоанна Кровопролитного вошли в Рим, заставив Витигиса снять осаду; Феодора победила в споре, и папой стал монофизит Вигилий, а не ортодокс Сильверий... Последнее, возможно, было и к лучшему, думал император. Врождённое чувство справедливости подсказывало, что гонения на монофизитов были слишком бесчеловечны и неправедны, да и смысла большого не имели.
Все вокруг считали, что Великий План близок к завершению. В Италии всё складывалось в пользу Юстиниана; через несколько месяцев весь полуостров должен был перейти в руки римлян (а также Испания, Галлия — и, возможно, в один прекрасный день и Британия) — после того как на помощь Велизарию был отправлен опытнейший Нарсес со свежими силами.
Увидело свет второе издание Кодекса[87] — свод римских законов, написанный Юстинианом и Трибонианом. Рано или поздно предстояло достичь и третьей важнейшей цели — установления единоверия в Империи.
Однако, словно легендарные яблоки Гесперид, прекрасные на вид, но во рту откусившего обращавшиеся в пепел, тайный страх таился на дне души Юстиниана, отравляя сладостный вкус триумфа. Бывали времена — иногда Юстиниан честно признавался в этом самому себе, — когда «в душе его воцарялся мрак» по поводу его отношения к жене. Он глубоко и искренне любил её... но временами видел в ней не богоизбранную, равную себе, но пособницу Лукавого, вовлекавшую и его, Юстиниана, в заговор с врагом рода человеческого. В эти мгновения Феодора виделась ему кем-то вроде Медеи, которая ради любви к Ясону убила собственного брата. Так случилось и в тот момент, когда в голову Юстиниану пришла мысль: а если это Феодора отправила королю готов письмо, из-за которого погибла Амаласунта?
Потом пошли слухи, что предыдущий папа, Сильверий, ярый противник монофизитов — а Феодора не менее яростно их защищала и поддерживала, — был убит по её приказу.
В такие мгновения возвращался старый страх Юстиниана. Что, если он проклят? Что, если его ненавидят? Он думал, что уже похоронил эти опасения в себе, но они возвращались, как возвращался и стыд: гибель Атавульфа и Валериана, нерешительность перед выступлением в защиту дяди в Сенате, подлый удар, нанесённый самому себе в цистерне Нома, отметину от которого он носил и по сей день... Теперь ко всем именам и воспоминаниям добавились ещё двое — Амаласунта и Сильверий.
Облачённая в корону и мантию императрицы, Феодора шла рядом с мужем и вспоминала события последних полутора лет — особенно то, что касалось монофизитов. То, чего она добилась для них — и для женщин, — было особенно дорого Феодоре.
Под давлением со стороны реакционного папы Агапита, который во время своего визита в Константинополь пришёл в ужас, увидев как свободно чувствуют себя здесь — да и во всей Империи — монофизиты, Юстиниан был вынужден уступить. Зажатый между Сциллой и Харибдой — понтификом и монофизитами — Юстиниан на переговорах принял сторону первого. Агапит намекнул, что может использовать своё влияние — а в Италии оно было огромным, — чтобы убедить италийцев не помогать Велизарию и его армии до тех пор, пока император не согласится на его требования. Требования же были таковы: удаление Анфимуса, монофизитского патриарха Константинополя, и отлучение от церкви всех иерархов монофизитов в столице.
Понимая, что действия папы ставят под угрозу его заветную цель — восстановление Империи, — Юстиниан нехотя, но согласился. В сущности, он поддался шантажу папы. Анфимус был смещён, его заменил Мина, ультраортодоксальный «халкидонец»[88], который сразу же и с особой жестокостью начал гонения на монофизитов по всей Империи, особенно же в Сирии и Египте, где был развязан настоящий террор. После смерти престарелого Агапита почти ничего не изменилось, участь гонимой секты оставалась незавидной; преемником папы был избран не менее консервативный Сильверий.
Тем не менее Феодора, которая ненависти отдавалась так же страстно, как и любви, была не тем человеком, который легко сдаётся. У неё была хорошая союзница — Антонина, жена Велизария, имевшая на своего мужа даже большее влияние, чем Феодора на своего. Две закадычные подруги придумали заговор. Антонина должна была надавить на мужа, тогда всё ещё остававшегося со своей крошечной армией в осаждённом Витигисом Риме, чтобы тот сверг Сильверия и посадил на папский престол ставленника Феодоры Вигилия — беспринципного и амбициозного священника, происходившего из знатной римской семьи. Вигилий поклялся, что в случае своего избрания отменит всё, что предпринял против монофизитов патриарх Мина. Чтобы скомпрометировать Сильверия, заговорщики «обнаружили» подложные письма, написанные якобы от его имени Витигису с предложением открыть ворота Рима перед готами...