Юстиниан

— Благодаря Криксу мы знаем, что Ипатий в настоящее время наслаждается единодушной поддержкой своих сторонников в кафизме Ипподрома. Мы знаем также, что из дворца в кафизму существует короткий потайной ход. Если я с моими верными германцами пройду по нему... мы могли бы застать Ипатия врасплох и либо арестовать его, либо убить. Как только его голова скатится с плеч, восстание заглохнет само собой.

— Мне нравится эта идея! — воскликнул Мундус. — Как и все хорошие планы, этот прост и сулит удачу. Думаю, нам стоит согласиться и рискнуть.

— Я согласен! — лицо Юстиниана просветлело, и он оглядел собравшихся. — Если вы все согласны с идеей Велизария, которую я считаю блестящей, то давайте пожелаем ему удачи и сил! — он повернулся к Велизарию. — Мы даём тебе наше соизволение. Приведи Ипатия живым, если тебе это удастся.

«Если он поторопится, то успеет предупредить Марцелла насчёт Велизария и его германцев», — думал Прокопий, торопясь по коридорам дворца в помещения дворцовой гвардии. Всё ведь шло так хорошо, его план мести проклятой meretrix sordida[59], Феодоре, почти увенчался успехом. Сосланная в захолустье Империи, прозябая в нищете и позоре, — о, у неё будет время, много времени, чтобы тысячу раз пожалеть о том дне, когда она ему отказала, и о проклятом укусе. Рана оказалась глубокой, едва не началось заражение, и Прокопий чуть не потерял руку. Жаль, что для исполнения мести Феодоре пришлось свергать и этого жалкого щенка, её мужа, — «сопутствующие потери», как говорят в армии. Прокопий не имел никаких претензий к Юстиниану лично, но Юлиан обещал ему место Трибониана в случае успеха. Человек должен сам о себе заботиться — такова жизнь.

Именно Прокопий распустил ложные слухи о бегстве Юстиниана. Без этого старый слюнтяй Ипатий вряд ли столь охотно согласился бы стать императором. Однако теперь весь прекрасный план оказался под угрозой — из-за этого проклятого Велизария и его чёртовой храбрости... Прокопий ускорил шаг.

— Прости, цезарь! — Велизарий выглядел непривычно удручённым. — Путь на Ипподром оказался перекрыт дворцовой гвардией, они, по всей видимости, только и ждут возможности перейти на сторону противника. Не имело смысла затевать с ними бой — они могли предупредить Ипатия. Не могу понять одного: как они узнали о нашем плане.

— Думаю, нам пора идти, цезарь! — негромко и озабоченно сказал Мундус. — По крайней мере, отъезд ваш будет безопасен, об этом позаботимся мы с Велизарием.

— Я тронут вашей преданностью и преданностью всех вас, друзья мои. — Юстиниан прилагал усилия, чтобы голос его не дрогнул. — Низвергнутому императору повезло, что у него такие друзья. Те, кто хочет остаться, благословляю вас. Остальные — пора собираться.

Феодора, всё это время хранившая молчание, внезапно поднялась на ноги.

— Я знаю, что женщине не пристало говорить на совете мужчин, — сказала она тихо, но твёрдо. — Тем не менее нынешняя ситуация позволяет отринуть условности. Ты собираешься бежать, цезарь? Что ж, есть корабли, есть море... ты можешь выбрать жизнь и безопасность. Но спроси самого себя: что же это будет за жизнь? Позорное изгнание в чужой стране! Смерть не минует никого из нас, рано или поздно. Что до меня, я не хочу жить лишённой своей императорской мантии. Есть поговорка — и мне она кажется очень верной — «порфира есть лучший саван»[60].

Она села, и вокруг воцарилась полная тишина; мужчины избегали смотреть друг на друга, отводя глаза в смущении. Побег, который ещё минуту назад казался единственным спасением, благодаря краткой, но проникновенной речи Феодоры стал едва ли не позором.

Вскоре был разработан новый план. Разделив германцев на два отряда, Велизарий и Мундус должны были окружить Ипподром и войти с двух противоположных сторон. Существовал большой риск — такие большие группы вооружённых людей не могли остаться незамеченными, и тревога могла подняться раньше, чем они завершили бы свой манёвр. Однако отчаянная ситуация требовала отчаянных мер.

— Я проверю, свободен ли путь! — пробормотал Прокопий, пока обсуждали детали плана. — Мы же не хотим, чтобы кто-то узнал наши планы?

Он выскользнул из кабинета. Ипатия надо было предупредить. Прокопий заторопился... но не успел сделать и десяти шагов, как на его плечо опустилась тяжёлая рука Крикса. Прокопий в ярости отпрянул.

— Убери руки, ты, чёрная образина! — Прокопий скривился от боли, потирая плечо.

— И куда это ты направляешься? — мягко поинтересовался нубиец. — Не на Ипподром ли? Я ведь приглядывал за тобой, сынок. Интересно, кто предупредил дворцовую стражу? Давай-ка вернёмся обратно и присоединимся к остальным.