Юстиниан

Даже став жертвой внезапного и болезненного удара судьбы, Феодора чувствовала себя на удивление спокойной, почти счастливой, хотя её будущее было совершенно неопределённым. Решение вести самостоятельную жизнь после разрыва с Гекеболом укрепило её душевные силы и веру в себя. Вместе с тем слабее стало и намерение использовать свой актёрский дар — карьера актрисы потеряла для неё большую часть привлекательности.

— Если, по твоим же словам, Мария родила Бога, то Христос, её сын, и был Богом? — продолжала Феодора. — А это то, насколько я знаю, во что верят монофизиты Сирии и Египта... Однако наш новый император Юстин, а с ним и патриарх Константинопольский говорят, что это ересь. Теперь мы должны принять постановление Халкидонского собора о том, что Христос имеет две природы: человеческую и божественную. По меньшей мере это непонятно!

Она криво усмехнулась, а Ирена покачала головой.

— Это никак нельзя назвать приемлемым. Возродив память о Халкидонском соборе, проходившем 70 лет назад, при императоре Маркиане, Юстин расколол Империю: север и запад стоят за Халкидон, юг и восток — за монофизитов. К счастью, Юстин кажется разумным правителем, ибо не сталкивает их между собой. Монофизиты Египта — а Египет снабжает Империю зерном — не подвергаются преследованию, а так называемым еретикам разрешено искать там убежища.

— Что это за яркая звезда? — спросила Феодора, указывая на сверкающую точку на горизонте.

— Это не звезда, — отвечала Ирена, становясь рядом с ней. — Это Фарос — маяк Александрии; говорят, это самый яркий огонь, горящий на самой высокой из построенных людьми башне.

В лучах субтропического рассвета свет маяка быстро померк, и взошедшее солнце осветило колоссальные стены и башни, за которыми виднелись фризы куполов и колонн, обелиски, крыши храмов и дворцов, а на переднем плане, над гаванью, возвышалась немыслимая громада древнего маяка.

За неделю плавания Феодора крепко подружилась с Иреной и доверилась ей, рассказав о своём бедственном положении. Ирена не осуждала и сочувствовала, кроме того, на неё произвёл впечатление острый и живой, пусть и неискушённый ум Феодоры. Прежде чем расстаться, игуменья снабдила девушку письмом к патриарху Александрийскому Тимофею — он симпатизировал монофизитам и был мудрым и добросердечным человеком. Ирена уверила Феодору, что архиепископ поможет ей избрать новый путь в жизни.

Сойдя с корабля в порту Эуностос, отделённом от Великой гавани Гептастадионом — громадным, около двух миль в длину молом, — женщины тепло простились и разошлись в разные стороны: Ирена отправилась на городскую почтовую станцию[23], чтобы продолжить своё путешествие; Феодора же поспешила к дворцу патриарха.

Она была потрясена и очарована громадным мегаполисом, основанным восемь с половиной столетий назад юным македонским завоевателем мира. В отличие от Константинополя с его холмами и узкими улицами, Александрия была плоской и широкой — с просторными улицами и огромными площадями.

Город был разделён пополам великолепным проспектом — Canopus Via, он был более 100 локтей в ширину и считался самой длинной улицей в мире. Проспект пересекали такие же широкие улицы, Argeus — они вели на север и на юг, одновременно разделяя муниципальную и административную части города. Повсюду можно было заметить служителей церкви (монахи, монахини, священники, отшельники в рваном тряпье), большинство из них, как полагала Феодора, помня рассказы Ирены, были беженцами-монофизитами, спасающимися от преследований. Один из них и показал ей дорогу к жилищу патриарха — скромной вилле, примыкавшей к собору Святого Марка.

Прождав с остальными просителями около часа в прихожей, Феодора была допущена в покои архиепископа. Она вошла в скудно обставленный таблинум, где отсутствие столов и стульев компенсировалось бесчисленными полками, заваленными свитками и рукописями. Патриарх Тимофей, полный бородатый гигант, источал энергию и уверенность. Он указал Феодоре на единственный стул в комнате — судя по всему, свой собственный. Феодору очень удивило то, что патриарх одет в простую рясу священника, а не в богатое патриаршее облачение.

— Что ж, кажется, мой добрый друг, игуменья Ирена, сестра наша во Христе, очень высокого мнения о тебе! — пробормотал Тимофей, просматривая письмо игуменьи. — Она намекает, что прошлое твоё было разнообразным и не лишённым бед и тягостей, но теперь, по её словам, ты хочешь следовать новым путём. Говорит она также и о том, что, несмотря на отсутствие богатства и образованности, ты обладаешь преимуществом молодости, мужества, щедрого на добро сердца и прекрасным умом...

Он поднял голову от письма и усмехнулся:

— ...от которых тебе не будет никакого проку, если нет самого главного — удачи!

— А разве не удача, Ваше Святейшество, что я встретила Ирену, а теперь и вас?

Епископ посмотрел на Феодору и покачал головой, снова усмехнувшись: