Да, предположение было верным: у её величества в этот день приключился приступ дурноты, очень сильно кружилась голова и дрожали коленки. Даже опасалась, что не сможет выдержать церемонию освящения храма, но придворный лекарь Фока дал ей несколько успокоительных снадобий, и она пришла в чувство. Распорядилась положить на щеки и под глазами больше грима. Феодора стояла, опираясь на золочёный посох, чувствовала, как капельки пота проникают сквозь краску на висках и носу, очень хотела их промокнуть, но боялась, что этот жест будет выглядеть не по-царски. И твердила про себя: ну, скорей бы, скорей бы всё закончилось! Впрочем, благотворный воздух собора действовал и на неё умиротворяюще; дурнота отступала, дрожь в коленках делалась не такой сильной. Феодора облегчённо вздохнула: вроде ничего, не ударила в грязь лицом и не опозорилась перед всей столицей.
Колокольный звон возвестил о завершении службы. Выйдя из ворот, под усилившийся снег, и надев свою бархатную шапочку, Фотий начал поджидать Евфимию. Та пришла с пылающими щеками и торжественно сообщила:
- Василиса говорила со мной! Хочет, чтобы я вошла в её свиту, стала придворной дамой. Ты не против, милый?
Он ответил:
- Не могу быть против, если таково желание государыни.
- Дело в том, что обязанности придворной дамы означают частые отлучки из дома.
- Ничего, смогу это пережить.
Посмотрела на него с благодарностью:
- Ты такой у меня хороший, славный. Я люблю тебя очень-очень сильно.
- Я люблю тебя, Фима, тоже - больше всех на свете.
Вскоре Евфимия, возвратившись из дворца, где её обязанностью было развлекать Феодору после терм пересказом городских сплетен, объявила мужу, что императрица ждёт его у себя в палатах для ответственного задания.
- Что ещё такое? - он состроил рожу. - Снова ехать в Пентаполис или куда подальше?
- Или куда поближе, - улыбнулась она. - Хочет, чтобы ты преподавал её внуку боевые искусства.
- Ой, да я и не учил никогда подростков.
- Он уж не подросток, а юноша - скоро будет семнадцать. И потом, бабушка боится посвящать в свои тайны посторонних людей. Ты же - свой.
- Неужели Юстиниан не знает, кем приходится Анастасий Феодоре?
- Ну, по крайней мере, ей кажется, что не знает.
- Видимо, она заблуждается.
Словом, побывав во дворце, Фотий дал своё согласие на учительство и на следующий день приступил к урокам. Ученик оказался смышлёный, с удовольствием развивал мышцы рук и ног, быстро научился стрелять из лука и неплохо сидел в седле. Но особенно увлекался метанием боевого топорика.
Оба подружились и порой говорили на отвлечённые темы. Как-то Анастасий спросил, явственно картавя:
- Почему меня поселили в Константинополе, а годителей отослали обгатно в Пентаполис? Я сто газ уже задавал подобный вопгос всем учителям, а они тушуются и не отвечают. Фотий, объясни. - И смотрел на него в упор карими взволнованными глазами.
Тот пожал плечами:
- Да и я не могу ответить, дружище.
- Отчего, скажи?
- Оттого, что это не моя тайна.
- Хогошо, а чья?
- Очень высокопоставленной госпожи.
- Я её знаю?
- Слышал, но пока не знаком.
- Кем она мне доводится?
- Бабушкой.
- У меня в Константинополе бабушка? И она оплачивает моё обучение?
- Безусловно.
- А, тогда становится многое понятным… Бабушка со стогоны матеги?
- Нет, отца.
- Бывшая жена Гекебола?
- Да, примерно так.
- Почему она заботится обо мне и пги этом газлучила с мамой и тятей?
- По своим особым соображениям. Я же говорю: тайна. Мне и так не следовало всё тебе выкладывать.
- Но когда-нибудь я узнаю пгавду?
- Да, когда придёт время.
На другое утро за Фотием явились вооружённые люди и велели следовать за ним. Потрясённый, он спросил у командира конвоя:
- Но куда, за что? Я доверенное лицо её величества, а моя супруга состоит в свите василисы!
- Скоро объяснят.
Повели его ко дворцу эпарха, где располагалась тюрьма с пыточными камерами.
Проводил допрос непосредственно эпарх Трифон - человек, похожий на суслика: небольшого роста, с выпученными карими глазами и большими верхними резцами. И сидел он, как суслик, упокоив руки на брюшке. Ласково почмокав, сказал:
- Мням! Не тревожьтесь, милейший, мы не причиним вам вреда. Мням! И доставили сюда с исключительной целью - завязать сотрудничество.
Сына Антонины даже передёрнуло:
- Странная манера добиваться расположения.
- Мням! Мы не добиваемся, мы приказываем. Если вы откажетесь, будете обвинены в государственной измене и на долгие годы угодите в тюрьму. Мням!
- Ничего себе!
- Мы серьёзные люди, кир Фотий, ибо суть орудие государственной власти. Поступаем по величайшему повелению.
У задержанного вспотели ладони. Помолчав, он спросил:
- Что же вы хотите конкретно?
- Мням! Чтобы вы раз в месяц составляли отчёт о работе с мальчиком. Разговорах в его окружении. Встречах с представителями правящего дома…
Молодой человек усмехнулся:
- В том числе и с моей женой? Ведь она в услужении у её величества!
Трифон не смутился и продолжил в таком же духе:
- Мням! Если ваша супруга станет проводницей воли своей патронессы - да. Относительно мальчика и вообще…