Юстиниан. Топот бронзового коня

    Он какое-то время оставался стоять, грозно перекрестив руки на груди, лишь затем повернул к ней лицо. Совершенно спокойное, будничное, может быть, более серьёзное, чем обычно. Посмотрел на женщину из-под вполовину опущенных век. И отметил про себя: да, она по-прежнему хороша. То, что называется «дама в соку». Налитая, спелая. Волосы - воронье крыло - собраны на затылке. Белая красивая шея. Неширокие покатые плечи и высокая (всё ещё высокая!) грудь. Круглые бедра в складках пеплума. Всё ещё манящие бедра. Вожделенные бедра!

    Велисарий стоял и разглядывал её молча. Нино поняла этот взгляд по-своему, усмехнулась, произнесла:

    - Хочешь, да? - начала развязывать тесёмки на шее.

    Полководец остановил:

    - Погоди. Не время. Надо поговорить.

    - Разве одно мешает другому? - продолжала раздеваться она. - Мы с тобой не близки уже третьи сутки. Я изголодалась. Силы нет терпеть. Думала, сегодня придёшь… - Верхняя одежда упала к её ногам, и жена осталась в одной шёлковой тунике. - Ну, иди ко мне. Посмотри, как разгорячилось у меня лоно. Слышишь аромат? - Провела рукой у себя под подолом и затем показала ему мокрую ладонь. - Я сгораю от сладострастия. Кожа на сосках сейчас лопнет!… Ну же, ну! Почему ты медлишь?

    Он шагнул вперёд, указательным и большим пальцами стиснул её щеки - так, что губы выпятились вперёд. Процедил зловеще:

    - Сука. Тварь.

    Антонина вырвалась, отступила, вскрикнула:

    - Ты чего? Тронулся умом?

    - Тронешься с тобой. Похотливая кошка. Уличная девка.

    У неё в глазах появился ужас:

    - Ты о чём, о чём?

    Велисарий посмотрел исподлобья:

    - Всё о том же, дрянь. О тебе и о Феодосии.

    - Господи, помилуй! - слишком преувеличенно возмутилась женщина, чтобы скрыть волнение. - Мы же в Африке ещё говорили… Ничего между нами нет. И не может быть. Я его люблю лишь по-матерински…

    - И поэтому купаешь его в лохани? - рявкнул Лис.

    - Что же в том такого? Как-то помогла… я уже не помню…

    - Но зато другие запомнили. Хорошо запомнили! И готовы подтвердить под присягой.

    Торопливо одевшись, Нино злобно ответила:

    - Врут. Не верь. Недостойно клевещут. Даже знаю кто: эта Македония чёртова. Потому что до сих пор в тебя влюблена.

    Полководец поморщился:

    - Не мели чепухи, бесстыдница. Македония вовсе ни при чём. Я узнал от дочери.

    - От какой ещё дочери? - изумилась супруга.

    - У тебя и у меня разве несколько дочерей? - ухмыльнулся тот криво и невесело. - Чистое дитя врать не будет.

    - Что ж она сказала?

    - Что зашла к тебе и увидела… вас обоих! Как ты вытирала его! Тьфу, проклятье! Даже повторять мерзко.

    Антонина не уступила и произнесла с вызовом:

    - Вытирала, да. Ну, и что с того?

    - Ты не понимаешь?

    - Я не понимаю.

    - Женщина на пятом месяце беременности, в полном расцвете сил… вытирает голого молодого мужчину… Разве это пристойно?

    - Разве это зазорно? Он мой сын. Да, приёмный, но почти как родной. Мать не может вытереть сына после ванны?

    Он разжал кулак и в упор ей выставил вперёд указательный палец:

    - Хватит говорить глупости. Я не удивлюсь, если тот ребёнок, выкинутый тобой, был не от меня.

    Чувствуя, что наглостью его не сломить, Нино решила взять на жалость. У неё из глаз побежали слезы, и она упала перед ним на колени:

    - Господи, любимый! Ты не веришь мне… Мне, которая любит тебя больше жизни. Мне, которая предана тебе и душой, и телом. Как я оправдаюсь? Чем смогу доказать полную мою невиновность - вопреки наветам и клевете? Хочешь, я убью Феодосия? Собственной рукой? Только прикажи - и убью, даже не задумаюсь. Лишь бы ты поверил. Потому что на свете нет у меня никого ближе и любезней тебя. В том числе и дети: каждого из них променяю на твоё благорасположение… - стала целовать его ноги.

    Он стоял нахмуренный и недвижный, словно изваяние. А жена прикасалась губами к мужниным ступням, голеням, коленям, обняла за бедра и прижалась щекой к низу живота. Ощутила, как вздымается его плоть. Запустила ладонь ему под одежды и схватилась за горячее, мощное достоинство. Дикая гримаса исказила лицо Велисария, он шагнул назад и толкнул супругу в плечо. Та, не удержавшись, упала и лежала на мраморном полу, оперевшись о локоть.

    Лоб у Лиса блестел капельками пота. Тяжело дыша, он проговорил:

    - Нет, не выйдет… На такую дешёвку не попадусь… - И повысил голос, призывая слугу: - Живо позови ко мне Феодосия. Мы решим теперь раз и навсегда.

    Антонина отползла спиной к небольшой лежанке, разместившейся около окна, села на неё и не проронила ни слова. Полководец медленно опустился в кресло и молчал тоже. Только из открытой двери балкона долетали уличные звуки: цоканье копыт по брусчатке, шум фонтана.

    Появившийся слуга поклонился:

    - Ваша светлость, честь имею доложить, Феодосия нет нигде в доме.

    - И давно ль ушёл?

    - Сказывают, утром.

    - А когда вернётся?

    - Сказывают, будто бы уже не вернётся.

    - То есть как? - Велисарий удивлённо приподнял брови.

    Нино повернула к слуге лицо тоже в недоумении.

    - Будто бы бежал на корабль, отплывавший в Эфес.

    - Как - бежал? - вырвалось у Лиса.

    - Как - в Эфес? - вырвалось у неё.

    - Больше ничего не известно.

    - Кто последним из наших видел его?

    - Сказывают, Фотий.

    - Позови-ка Фотия.