— «И я сказал: а-а-а, Господи! Я, как дитя, не умею говорить. Но Господь сказал мне: не говори „я дитя“, иди, куда Я пошлю, и говори все, что прикажу», — вовремя вспоминает слова пророка шут Пепи. От его голоса на душе сразу становится теплей, и даже ноги и руки, кажется, не так сводит от холода.
Я вижу впереди золотое свечение, чей-то прекрасный лик… Иль то зимнее солнце садится за город? На какой-то миг испугавшись, тревожно вглядываюсь — от озноба взор мой скачет, как прицел у перевозбужденного стрелка. Нет, то не закатное солнце манит меня сквозь студеное марево. Ведь светило умирает на западе, а золотое видение явилось мне с востока… Упоенно повторяя Его имя, направляю вконец одеревеневшие стопы навстречу чудному свету. С нетерпением жду избавления… Вдруг, оступившись, по пояс проваливаюсь в зимний пух — ров, полный чистого снега. И снова слышу голос Пепи:
— Он ждет тебя. Но прежде очистись от грязи мирской…
Скинув с себя остатки рубища, жадными пригоршнями хватая снег, я тру, тру, тру свое тело. Я снова его люблю…
16
Ален очнулась, в правом виске тревожно тикала жилка. Предчувствуя новую беду, провела рядом рукой — пусто. Лишь след на толстом паласе от недавно лежавшего тела. От следа пахло мылом и плесенью. Как-то сразу Ален догадалась: не гнилью, не гноем, а именно плесенью. Так пахнут древние книги и, возможно, вся святая старина. Но сама Ален еще так молода. И Эрос тоже очень молод. Эрос…
— Эрос?! Где мой Эрос?! — Ален немедленно подхватилась, одернула топик на высокой груди, задышала часто-часто, будто напуганная до смерти… Но уже в следующий миг обнаружила своего Эроса, замершего перед монитором. В первое мгновенье показалось, что это уже не человек, не ее возлюбленный, а успевший одеревенеть труп.
Поборов страх, она коснулась его виска — теплый. Трепещет, легонько подрагивает под пальцами. Но взгляд ужасный, остекленевший, будто Эрос принял слишком большую дозу…
— Эрос… Эрос! Черт бы тебя побрал, Эрос!! Миленький, я убью тебя, слышишь?!.. Боже, он что-то бормочет…
Близко-близко к его губам Ален склонила голову — теплый воздух нежно коснулся ее уха:
— …Прости засранца, прости засранца, прости…
Ален болезненно поморщилась — и в этот момент зазвонил телефон. От неожиданности она вздрогнула, косо глянула на телефон, стоявший слева при входе в комнату, — тот продолжал разрываться.
— Блин, тебя только не хватало!
Поискала взглядом, чем бы таким в него запустить. Телефон не будильник — ошибается не однажды, но верен всю жизнь… А он звал и звал.
— Вот зануда! Да, алло! Кто это?!
— Ален, — как с того света донесся слабый голос Палермо.
— Ну что тебе? — неприветливо отозвалась девушка, вновь вперив взор в безжизненное лицо Эроса. — Давай поговорим утром, я чертовски хочу спать.
— Постой, не клади трубку! Я знаю, ты хочешь это сделать!
— Отстань, Палермо! Лезешь со всякой ерундой… Эрос заговаривается. По-моему, он дошел…
— Ален, это все не так! Ален, он вернулся! — голос Палермо вдруг стал невыносимо громким, будто резко улучшилась связь или в ухе Ален пробило пробку.
— Не ори так! Кто — он? — на мгновенье она отняла трубку от уха, бессмысленно вытаращилась на нее, будто ожидая, как из трубки появится картинка того, из-за чьего возвращения Палермо лишил ее покоя…
— Карпов, Ален, Карпов вернулся!!
— Боже!.. — Ален повернула к Эросу вмиг побелевшее лицо. — Ты слышишь, Эрос, Андрей…
В следующую секунду — как будто слова Ален послужили тому сигналом — монитор озарила золотая вспышка. Невиданной мощи и красы!
— Ох ты! — девушка обмерла, не в силах пошевелить рукой, продолжавшей сжимать трубку.
Голос Палермо в ней уже пел от счастья.
— Что там, Ален?! Не молчи, Ален! — он вновь забеспокоился, почуяв неладное.
И вдруг раздался голос Эроса, с каждым мгновеньем становясь все крепче, радуя жизненной силой веры… Не веря своим глазам, Ален смотрела, как оживают губы любимого, как пробуждается в нем дух.
— …Господи, Ты услышал меня, Ты внял моим молитвам, Господи! — плечи Эроса сотрясали рыдания, он вытирал слезы рукой. — Господи, что б я делал без Тебя!..
Ален, не зная, что предпринять, терпеливо ждала. Вдруг Эрос осекся, замер, вжал голову в плечи, медленно повернулся к девушке. Она облегченно вздохнула, улыбнулась устало: лик его вовсе не был испуган и жалок. Напротив, долгожданным приливом к нему возвращалась жизнь.
— Ален, я…
— Я все знаю, мой дорогой, — она стала перед ним на колени. — Я все видела: ты сильный и чистый. Я люблю тебя, Эрос.