Юрий Тынянов

Во взаимоотношениях Тынянова с Чаадаевым много неясного. Иногда начинает казаться, что Тынянов не столько недоволен Чаадаевым, сколько Гершензоном**.

* Но этого, по-видимому, недостаточно, и поэтому, начиная с третьего издания "Смерти Вазир-Мухтара" (Собрание сочинений в двух томах. М. - Л., Гослитиздат, 1931), Чаадаев вовсе стаскивается с пьедестала. Делается это таким образом: после патетической тирады Чаадаева о корыстном друге, прибывшем в Некрополь, которой кончалась глава в первых изданиях, теперь дописано следующее:

"Провожая Грибоедова, он у самых дверей спросил его беспечно:

- Милый Грибоедов, вы при деньгах? Мне не шлют из деревни. Ссудите меня пятьюдесятью рублями. Или ста пятьюдесятью. Первой же поштой отошлю.

У Грибоедова не было денег, и Чаадаев расстался с ним снисходительно".

** Сочинения и письма П. Я. Чаадаева. Под редакцией М. Гершензона. Тома I-II. М., 1913-1914; М. Гершензон. II. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление. Птб., 1908.

Появившийся на нескольких страницах в начале романа Чаадаев исчезает. В конце романа упоминается уже не Чаадаев, а только его лысина.

Так уходит из романа великий человек, который был бы в Риме Брутом, в Афинах - Периклом, а здесь он сначала побывал в оковах царской службы, а потом будет объявлен сумасшедшим.

В романе остается один Грибоедов.

Кроме Грибоедова, в романе никого нет.

Одиноко, как фонари, стоят люди на тысячеверстном гибельном пути героя. Пробегают тени по холодному его лику.

Чаадаев "Кюхли" так не похож на Чаадаева "Вазир-Мухтара", потому что в первом романе, дважды появившись лишь деталью портрета и двумя короткими фразами, нарочито не выделенный из группы обстоятельно написанных действующих лиц, отодвинутый в глубину комнаты, он подчеркнуто таинствен и только странен. В "Вазир-Мухтаре" он приближен, взят с подробностями, с обстоятельно описанной одеждой, с лакеем и историей болезни, с развернутым диалогом, в доме. Это сделано на параллелизме: характер Чаадаева - характер дома. Таинственность снята, а странность усилена до сумасшествия.

Но непохожесть Чаадаева первого романа на Чаадаева второго иллюзорная, и иллюзия возникает только из-за резкого усиления во втором Чаадаеве свойств первого.

Несмотря на то что в "Кюхле" Чаадаев произносит только две фразы, к нему прислушиваются все: он владеет вниманием Пушкина, к нему тянется Кюхельбекер, свою речь - политическую программу - Николай Иванович Тургенев произносит, обращаясь только к Чаадаеву и только его мнением интересуясь. Но едва уловимо, осторожно и тайно вдруг выглядывает насмешка. Она - в традиционно-романтической позе:

"В углу, заложив ногу на ногу и скрестив руки на груди, стоял Чаадаев..."

Насмешка в намеках Тургенева:

"- Конечно, здравомыслящий человек, - Тургенев иронически протянул, может думать, что все на свете проходит. Доброе и злое не оставляет почти никаких следов после себя... И, быть может, эти причины должны побудить человека находиться всегда в апатии? - И он посмотрел полувопросительно на Чаадаева.

Чаадаев стоял, скрестив руки, и ни одна мысль не отражалась на его огромном блестящем лбу".

И наконец, после реплики "здравомыслящего человека" Чаадаева "Тургенев улыбнулся. Когда все расходились, он сказал Вильгельму дружески и вместе снисходительно:

- Я питаю уважение к мечтам моей юности. Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!"

Это Чаадаев "Кюхли", поданный через Кюхельбекера, Пушкина, Тургенева и очень осторожно непосредственно автором.

Чаадаев "Вазир-Мухтара" развернут, и главное, что осталось от прежнего отношения к своему герою, это неприкрытая, недобрая ирония, ставшая преимущественным повествовательным приемом изображения этого человека.

В "Вазир-Мухтаре" Чаадаев подан только через Грибоедова, который сам от первого до второго романа претерпел немалые превращения. Свое мнение о событиях и людях Тынянов в "Смерти Вазир-Мухтара" препоручает сообщить Грибоедову.

Портрет, без которого у Тынянова не появляется ни один человек, всегда важнейший элемент характеристики действующего лица, и поэтому эволюция портрета дает возможность проследить изменения модели.

Кроме приведенных в "Кюхле" есть еще два куска портрета Чаадаева:

"...с бледным гусаром. Лоб гусара был высокий, глаза холодные, серые. Улыбаясь язвительно тонкими губами..."

"...блестящий его мундир выделялся среди черных и цветных сюртуков и фраков. Белесоватые его глаза равнодушно скользнули..."

А вот Чаадаев в "Смерти Вазир-Мухтара".

"Перед столом с выражением ужаса стоял Чаадаев.

Он был в длинном, цвета московского пожара, халате.

Тотчас же он сделал неуловимое сумасшедшее движение ускользнуть в соседнюю комнату. Бледно-голубые, белесые глаза прятались от Грибоедова".

"Медленно совершалось превращение халата. Сначала он вис бурой тряпкой, потом складок стало меньше, он распрямился. Чаадаев улыбнулся. Лицо его было неестественной белизны, как у булочников или мумий. Он был высок, строен и вместе хрупок. Казалось, если прикоснуться к нему пальцем, он рассыплется".