Юрий Долгорукий

- Знаю, что кличешь к себе бояр киевских, так, словно ты уже великий князь тут. Разослал гонцов к чёрным клобукам и торкам, будто ждёшь их с повинной головою, что ли.

- От кого узнал?

- От твоих врагов, не от друзей.

- А!

- Не веришь - так поверишь. Попытайся сделать так. За обедом скажи, что дал грамоты чёрным клобукам, торкам и берендеям, половцам, мол, точно так же готовишь. А потом и пошли своих людей тайком вослед за торками и чёрными клобуками, когда они от тебя пойдут. Грамот же не давай, а лишь пустые пергамены.

- Ну?

- Увидишь, что будет нападение на торков, чтобы отнять твои грамоты у них, дабы иметь доказательства супротив тебя для князя Изяслава.

- А ежели не нападут?

- Попробуй, княже. И помни, что я тебе сказал про киевлян. Теперь поедем.

- Вот уж! - удивился Иваница. - Так и поедем?

- Здоров будь, княже, - сказал Дулеб, не обращая внимания на своего товарища, которому, наверное, всё же хотелось отведать ещё и киевского оленя.

Кто бы мог выпустить из своего жилища гостей не накормленными, без передышки? Ростислав отпустил. Забыл про них, не замечал больше, углублённый то ли в хлопоты, которые причинил ему своей встревоженностью Дулеб, то ли в зазнайство своё, из которого не было у него выхода, от которого не имел спасения, неподвижно-застывший в своём величии, недоступный никаким человеческим чувствам.

- Вот это князь! - ворчал Иваница. - Вот это пригрел, и накормил, и напоил! Ещё и не владеет ничем, а уже!

- Хуже всего, что забыл он даже про своего родного отца, про человека неоцененного, - рассудительно, словно бы обращаясь к самому себе, говорил Дулеб, покачиваясь на коне, который, казалось, тоже не полакомился княжеским ячменём, потому что шёл быстро, охотно отдалялся от Красного двора, имея свои конские надежды на тёплую конюшню и добрый овёс на дворе Стварника. - Ростислав в своей зловредной забывчивости действует словно бы по предписанию святого письма, где сказано, что живой пёс дороже мёртвого льва. Ежели так, то сколько же тысяч псов можно убить, дабы лев остался живым?

- Не хочу быть ни львом, ни псом, а хочу есть, - заговорил снова Иваница. Он как-то отошёл душою, уже не злился на Дулеба, снова потянулся к нему сердцем после глупого разговора, свидетелем которого только что был; он не мог лишь понять, зачем же нужно было им так далеко ехать тёмной ночью, среди снегов и мороза. - Вот ты сказал там ему что-то. Он слушал или не слушал, но всё равно ничего толком не промолвил. С князьями всегда так. На ловах ты ему указываешь, в какую дичь целиться, когда же он промахнётся, виноват тот, кто указал, а не тот, кто стрелял.

- Горек опыт битых, но ещё более горек тех, кто бьёт. Опасен человек, который вовсе не имеет горького опыта, - с прежней рассудительностью промолвил Дулеб.

- А вон и опытный, - негромко произнёс Иваница, потому что навстречу им скакали три или четыре всадника, впереди которых развевалась долгополая, отороченная бобровым мехом, хламида Изяславова боярина Петра Бориславовича; боярин этот был в маленькой бобровой шапочке, с маленьким мечом на длинной, драгоценной перевязи, с коротенькими ручками, весь какой-то словно бы то ли усохший, то ли укороченный.

- Малое спешит к великому, но только где же великое? - добавил насмешливо Иваница, которому достаточно было один лишь раз увидеть высокоучёного боярина, чтобы ощутить его надменность и пренебрежение и теперь платить ему той же монетой.

- Будьте здравы, будьте здравы! - не без удивления замахал холёной ручкой боярин Бориславович, высвобождая её ради вежливости из пушистой рукавички, обращаясь, разумеется, не к обоим, а лишь к Дулебу, дважды же его "приветствия" промолвлены были не из расчёта на количество встречных, а для придания веса своему слову, которое, как известно, от повторения не портится, а соответственно усиливается.

- Здоров будь, боярин, - ответил Дулеб и хотел проехать мимо Петра, но тот придержал своего коня, остановились также и отроки, сопровождавшие боярина; волей-неволей пришлось остановиться и Дулебу.

- Не ведал, что ты торопишься к князю в гости, а то подождал бы тебя.

- Вельми возлюбил я тебя, лекарь. Так мало в нашей земле учёных людей. Землю пахать да ездить на ловы - это доступно также и рабам, а мечом может размахивать каждый дурак. Наука же - лишь для избранных. Потому и радуешься, встречая человека…

- Казалось мне, ты имеешь высокоучёного собеседника - игумена Ананию, - напомнил Дулеб.

- В нём достаточно красноречия, да мало мудрости.

- Да в этом ли дело! Таких много… Ученики Христа были темнейшими людьми в Галилее, как ведомо тебе, но благодаря этому стали избранниками неба. Ты тоже, боярин, не ищешь мудрого собеседника в Киеве, где, сам говоришь, мог бы найти, а скачешь в неблизкий княжий двор, хотя, видно, и не надеешься ни на красноречие, ни на мудрость его нынешнего обитателя.

- Неужто князь Ростислав не принял тебя на Красном дворе? - не поверил боярин.

- Поедешь - узнаешь!