Юрий Долгорукий

- А кто же они? Ты читал много книг, разве где-нибудь написано, что ангелы - мужчины? А раз не написано, получается - жёнушки. А съел бы я сейчас какое-нибудь свеженькое жаркое. Может, поищем, где они оленя зажаривают для князя, да урвём там по кусочку?

- Нам бы князя не прозевать. А то как обсядут его за трапезой, невозможно будет и слова молвить.

- Вот уж! Разве тут словом что-нибудь поделаешь? Взять бы дубину да разогнать этих дармоедов, а князю твоему…

- Не забывай: ты должен быть благодарным ему за своё освобождение. Так все считают, и так должно быть в дальнейшем. Негоже, если станешь к своей благодарности примешивать угрюмость или, ещё хуже, неосторожным словом раскроешь нашу тайну. Знаем об этом только трое: ты, я и князь Ростислав. Не забывай об этом, Иваница.

- Одни помнят, другие забывают - вот и вся справедливость, которой ты прожужжал мне уши, лекарь.

Потом они бродили молча. Среди величественной неуютности и непривлекательности дворца, запущенного и обезображенного, они имели вид неприкаянных, но не грешников, а чистых праведников, забредших сюда с намерениями, быть может, очистительными, но растерялись, не зная, с чего начинать, и кружат в этом царстве сонной захламлённости без надежды выбраться отсюда когда бы то ни было.

Князь Ростислав спал долго и крепко, как человек, не обременённый сомнениями и тревогами. Ещё дольше он одевался, с помощью своего спальника, ибо не полагалось посторонним видеть князя не во всём величии и славе его высокого достоинства, подчёркиваемого надлежащими одеждами и дорогим оружием; поэтому Дулеб добрался к Ростиславу, уже сам, как и Иваница, проголодавшийся и изрядно-таки разозлённый.

- Здрав будь, княже, - поздоровался он и не выдержал, добавил: Спишь хорошо, дым не душит, а, видно, лишь щекочет. А дым не только в этом дворце, но и над всей землёй Суздальской - не забудь.

- Ну, - поморщился Ростислав, - при рабе пробуешь упрекать князя?

Красные пятна нездорового оживления ещё больше оттеняли обычную бескровность его лица. В голосе улавливалась нескрываемая брезгливость, когда бросил свои оскорбительные слова об Иванице.

- Не раб, - твёрдо молвил Дулеб. - Товарищ мой Иваница. И ведаешь про то вельми хорошо, княже. Отец твой…

- Я тут князь, - прервал его речь Ростислав, - и с рабами не…

- Останемся оба, - в свою очередь не дал ему договорить лекарь, останемся оба или же…

- Ну, - вскинул брови, изображая изумление и испуг.

- Или бросим тебя и уже не возвернёмся никогда!

- А!

- Увлёкся слишком собою, княже, и забыл…

- А!

- В твоих руках намерения всей жизни князя Юрия, за ним же стоит весь народ наш…

- А!

Потерпев поражение с Иваницей, Ростислав теперь мстил Дулебу этим своим бессмысленно-равнодушным "А!", отталкивая от себя, напоминал, что, даже стоя рядом, ты должен чувствовать: он князь - и ты должен держаться на почтительном расстоянии, которое никому из смертных не дано преодолеть, ибо это - расстояние происхождения и рождения, неистребимое и неодолимое, поэтому сблизиться с князем - это всё равно что дотянуться до бога.

- Как условлено было с князем Юрием, ходили мы с Иваницей к киевскому простому люду и можем уже сегодня сказать, что киевляне ждут Долгорукого, хотят увидеть его в своём городе…

- А!

- Ты же тем временем, княже, проявляешь неосторожную неразборчивость, допускаешь к себе людей, которым верить нельзя, и этим угрожаешь…

- Угрожаю? Кому же?

Он привык спрашивать, не слушая ответов, ибо счастье для всех, как он считал, было уже в самом княжеском расспрашивании. Поэтому не стал слушать ответа Дулеба, а сразу же и добавил:

- Ведаю, что делаю.

- Петрило - враг твой и князя Юрия, а ты его пригрел.

- А!

- Петрило - доверенный воеводы Войтишича и игумена Анании.

- Войтишич? Его здесь не было. Игуменов - не было. Ещё?

- От Войтишича и игумена послан гонец к Изяславу. Сказано о тебе и обо мне. Гонца снаряжал Петрило.

- Откуда ведомо тебе?

- Это моё дело.

Ростислав ещё не хотел выдавать своей встревоженности, однако по всему было видно, что слова Дулеба его задели.

- Как знаешь, с чем поехал гонец?

- Знаю - и уже достаточно. Знаю ещё и то, как похваляешься ты, что хоть сегодня можешь сесть в Киеве князем. Даже князь Юрий был бы опечален такими твоими похвальбами, что уж говорить про Изяслава, ежели узнает?

- Не твоё рабское дело.

- Так слушай, княже. Ежели ещё раз услышу от тебя про раба, не увидишь меня больше никогда. Запомни себе. Окромя того…

- Ну?

- Окромя того, ты должен извиниться перед нами с Иваницей за свою грубость.

- А!

- Ждём, княже.

Ростислав посмотрел на них обоих так, будто только что увидел этих людей.

- Что-нибудь ещё сказать намерен?

- Ждём извинений.

- Ну, лекарь, прости. Не выспался. В этом Киеве и выспаться не дают.

- Ты ещё не в Киеве, княже. И никогда в нём не будешь. А хуже всего то, что и князь Юрий вряд ли попадёт сюда, ибо ты всё испортил, вместо того чтобы помочь. Не выдержал ты, княже, испытания Киевом.

- Что можешь ты знать в сих делах высоких?