Юрий Долгорукий

Дулеб порывисто сел на постели, протёр глаза. В сумерках белел нежный мех, он словно бы висел в воздухе, плавал, потому что лицо девушки и её ноги сливались с темнотой повалуши, вместе с мехом плавал в тишине также голос девушки, голос Дулебу знакомый, хотя слышал он его раз или два, слышал давно и не запомнил, зачем ему запоминать?

- Ойка? - догадался он сразу же, удивляясь самому себе, что узнал девушку так легко и словно бы даже ждал её появления.

- Я, - опять ответила девушка.

- Ищешь Иваницу?

- Тебя.

Снова Дулеб удивился. Но тотчас же вспомнил, что он ведь лекарь.

- Кому-нибудь плохо? Войтишичу? Или, может, отцу твоему?

- Да нет. Что им станется?

- Тогда что же? Хочешь, чтобы разбудил Иваницу?

- Не нужно. Я к тебе.

- Послушай, да ведь сейчас же поздняя ночь!

- А мне всё едино. Я привыкла не спать по ночам. Они гоняются за мною как раз по ночам. Чтобы не поддаться, надобно не спать.

- Кто же за тобой гоняется?

- Всё едино кто. Все. Кто увидит, тот и гоняется.

- Я видел тебя когда-то. Но ведь не гонялся?

- Не ты - твой Иваница.

- Иваница думал про тебя. В Суздале, всюду.

- А-а, все думают. Знаю, про что они думают. А я пришла к тебе.

- С чем же? Помочь тебе в чём-нибудь?

- Про Кузьму расскажи, про брата. Нашёл его?

- Нашёл и говорил с ним. Не очень приятен разговор был, потому что Кузьма твой груб вельми, а может, просто остёр. Видно, жизнь у него была несладкой. Но честный и открытый. Да ты сядь. Вот там стульчик, а там скамья.

- Пустое. Говори.

- Тогда я встану. Выйдем. Потому - негоже, когда перед тобой стоит девушка. Это ты спровадила нас в Суздаль? Не говори, я и так знаю. Но зачем ты это сделала тогда? Думал я, кто-то другой за тобой тогда стоял, а теперь они выпытывают: кто и когда? Не хотели, стало быть, чтобы я в Суздаль попал. Потому что узнал о многом, что не выгодно для игумена и Войтишича. Ты знала все?

Она молчала.

- Почему молчишь? Мне можешь говорить всё открыто. Я не принадлежу к твоим врагам. И Кузьме тоже не враг, как видишь.

- Они снарядили сегодня ночью гонца, - внезапно сказала она.

- Гонца? Куда? Какого?

- К князю Изяславу. Про тебя и про этого… Ростислава, сына Долгорукого.

- Ну, - Дулеб прошёлся сюда и туда, не смог сдержать дрожь, всё делалось даже быстрее, чем он думал, - как же ты узнала?

- Узнала. Умею. - Она помолчала, потом добавила с вызовом: - И хочу. Для тебя.

Он подошёл к девушке, взял её за руку. Рука была маленькая, тёплая, мягкая, будто ночная птичка.

- Дозволь поцелую тебе руку, девушка? - сказал он и, не дожидаясь её согласия, прикоснулся губами к мягкой, чистой коже.

- Княгиням привык руки целовать? - засмеялась она.

- Княгиням? - он взглянул на неё удивлённо. - Откуда знаешь, кому целовал руки?

- Догадываюсь! - с вызовом промолвила она, и вызов этот направлен был словно бы и не Дулебу, а куда-то в пространство, кому-то невидимому и неведомому, потому что смотрела Ойка не на самого Дулеба, а через его плечо, назад, смотрела так неотрывно и с такой дерзостью, что лекарь тоже не удержался, оглянулся.

Позади них у дверей белела сонная фигура Иваницы. Белела оцепенело, неподвижно и безмолвно, не слышно было даже излюбленного "Вот уж!", которое вырывалось у него всегда почти бессознательно.

- Спасибо тебе, - сказал Ойке Дулеб. - Может, тебя проводить? Иваница мог бы это сделать…

- Не надо. Сама.

Она промелькнула мимо Иваницы белым видением, а он стоял и не мог пошевельнуться. Дулеб подошёл к нему, взял за плечи, легко повернул, повёл его в повалушу.

- Доспать тебе нужно, Иваница, ночь ещё не закончилась.

Парень не вырывался, дал уложить себя в постель, лежал тихо, словно бы и впрямь готовился досматривать сны, в которых каждую ночь приходила к нему Ойка, но был уже не в силах прикидываться равнодушным, спокойным, вскочил с постели, подбежал к Дулебу.

- Ты видел, она босая!

- Не заметил, - растерянно промолвил лекарь.

- А на дворе снег и мороз.

- Как-то не заметил.

- Босая! - воскликнул Иваница. - Как же ты смотрел?

Они метнулись в сени, выскочили во двор. Ойки не было. И следов не сыскать. Снег затоптанный, замерзший.

- Я догоню её, - сказал Иваница.

- Посмотри на себя. Сам бос и гол. Опомнись. Её уже и след простыл. Ты ведь знаешь, какая она неуловимая.

Дулеб с трудом затянул Иваницу назад в помещение, усадил на ложе.

- Успокойся. Она придёт к нам ещё.

- К тебе.

- Говорю: к нам.

- А я говорю, к тебе. И не уговаривай меня, я всё слыхал.

- Подслушивал?

- Спал как убитый. А потом она приснилась мне и позвала к себе. Я вскочил и побежал. Застал вас вдвоём. Слыхал, что она говорила. Пришла к тебе.

- Сегодня - да. Потому что хотела услышать о Кузьме и сказать о гонце. Считала, что лучше всего первому сказать об этом мне. А завтра придёт к нам обоим. К тебе, хотел я сказать.

- Вот уж! Ко мне больше не придёт.

На сон не осталось ни времени, ни охоты. Иваница оделся, пошёл посмотреть на коней. Дулеб зажёг свечу, сел к своим пергаменам и (подобное случилось с ним впервые) ничего не мог вписать.