Юрий Долгорукий

Как поставили, так услышали -
Будто вздох дошёл: «Надо мощь ковать!»
И второй дошёл - только: «Мощь кова…»
В третий раз дошёл - только: «Мос… кова…»
Так и стала зваться река: Москва…

Былинник снял со струн усталые руки, встал и медленно поклонился.

Князь, дружинники, плотники и бежане с улыбками огляделись: ишь ты, какой тут холм! Не холм - лежит богатырь бессмертный! Так, значит, слава ему, холму!

Долгорукий мягко заметил:

- Мудр ты, как вещий Баян. И песня твоя предивна. Хоть, может, не так насыпало холм и, может, названье реки - от иного взяло начало, но в песне твоей есть правда. Прими же от сердца, старый…

Он огляделся, но ничего не увидел близкого под рукой. Тогда он снял свой бархатный плащ, надел старику на плечи и мягко коснулся губами потного лба.

- Тебе завидую, Святослав, - добавил он, не скрывая. - Пусть нет у тебя земель, но есть у тебя великий, вещий былинник. Его бы я взял себе…

Ольгович в тяжком смятенье вспыхнул:

«Отдать ли? Ужели сейчас отдать былинника князю?

На старости лет один лишь Даян услада. Неужто - отдать?..»

Но сам былинник с достоинством и спокойно решил:

- Я своему господину до гроба раб. Мне поздно идти к другому…

И вновь поклонился, уже угасая, забыв о пропетой песне, устало смежив веки, уйдя в невнятные мысли.

Ольгович в страхе взглянул: «Не обидел ли старый князя?»

Но Долгорукий, как видно, понял Даяна. Вздохнув, он сказал:

- Добро!

И громко добавил:

- Сказал нам Илья: «Москва». Так пусть же и город зовётся ныне «Москва». Начнём же наш праздник во имя града Москвы! Готов ли, друг Симеон?

- Давно всё готово, княже…

Юрий медленно поднял руку, взглянул на людей, стоявших вокруг и ждущих его приказа, расправил плечи и громко, сильно сказал:

- Да будет покров Московскому граду от всякого зла! Да будет град сей славен людьми! Да будет он крепкой защитой для всей земли Русской! Там, за рекой, между мной и Киевом, гибнут в междоусобицах русские города и веси, орошают иноплеменники землю кровью русских людей. Там тяжело, как в болоте: ступи - и утонешь… А здесь, на Москве, как высок берег! Добро и мир здесь, как и во всей земле Суздальской. За это добро и мир пусть крепко стоят московские люди. Вспомнят о них потомки хорошим словом. Ждёт их слава. Ибо если Киев - колчан, то Москва - стрела, а земля Русская - лук добрый…

Он повернулся к зодчему и с живой, торжественной простотой прибавил:

- Начнём же творить Москву!

1947 — 1955

Павел Архипович Загребельный Смерть в Киеве

ОТ АВТОРА

Князь Юрий Долгорукий (1090 - 1157) известен как основатель Москвы. Уже за одно это он заслуживает вечной благодарности потомков. Хотя, к сожалению, летописцы, а позднее феодально-буржуазные историки, начиная от В. Татищева, не были справедливы в отношении Юрия Долгорукого и сделали всё для того, чтобы обесславить его. Факты же свидетельствуют о том, что Долгорукий был одним из выразителей народного стремления к единству нашей земли, боролся за это до самой своей смерти.

Боярство и церковники всячески мешали Долгорукому в его деятельности, выставляя против него таких послушных им князей, как Изяслав Киевский. Они не останавливались перед тягчайшими преступлениями, лишь бы только опозорить Долгорукого, не допустить его в Киев.

Сложилось так, что об этом периоде наши летописцы дают самые подробные сведения. Вся Киевская летопись, ставшая составной частью Ипатиевской, посвящена описанию борьбы Долгорукого с Изяславом. После внимательного сопоставления фактов и очищения их от наслоений, пристрастных оценок и несправедливых суждений эта 800-летняя история прочитывается сегодня как ещё одно из свидетельств об извечном стремлении народов нашей необъятной страны жить в дружбе, согласии и единстве.

СМЕРТЬ ПЕРВАЯ. СУЗДАЛЬ

иев был полон мягкого сияния. Оно лилось сверху, со спокойного осеннего неба, высоко вознесённого над киевскими горами, снизу навстречу ему поднималось сияние зелёное, а между зелёным и небесно-голубым тихо струилось-переливалось золото соборов, легко ложилась между ними первая желтизна листьев, это мягкое свечение словно бы проникало в душу, и невольно казалось, будто и сам ты, входя в этот город, становишься бессмертным.

Но Дулеб хорошо знал, что за этим спокойным сиянием неистребимо стоит свежее напоминание о смерти, случившейся в Киеве, - поэтому въезжал он в город без радости, а если бы имел возможность выбирать, то, наверное, охотнее отряхнул бы на город прах с ног своих по обычаю апостольскому, чем отправился по улицам, где ещё неделю назад тащили тело убитого князя Игоря.