Юрьев день

Я, кстати, в прошлой жизни читал его мемуары. Ничего не скажешь, талантливое произведение. Сколь убедительно автор описывал, какой он умный, честный и бескорыстный в отличие от всех остальных Романовых! Кто-то ведь мог и поверить. А потом этот рыцарь без страха и упрека долго убеждал читателя, что к авантюре с концессией на реке Ялу он никакого отношения не имел и вообще всегда был против нее. И, наверное, чисто случайно забыл упомянуть, что являлся в той концессии одним из главных акционеров.

А вот дальше благороднейший летописец слегка прокололся. Он написал, что вышел из концессии (в которой вроде бы вообще не состоял) и занялся расширением и благоустройством своего крымского имения, на что ушло более двух миллионов рублей. Да где же можно было наворовать столько денег? Наверняка их ему заплатили за активное участие в подготовке развязывания Русско-японской войны.

Опять же, как ярко Александр Михайлович описывал свою пылкую, беззаветную и, естественно, бескорыстную любовь к нашей с Ники сестре Ксении! Прямо-таки какой-то Вальтер Скотт и Вильям Шекспир в одном лице, а не великий князь. И сколь бегло потом упомянул, что бросил ее сразу, как только оказался в эмиграции, ибо она там стала уже не сестрой царя, а простой беглянкой, к тому же небогатой. А ведь бедная девочка любила эту сволочь до самой смерти!

И вот, значит, теперь этот тип приступил к охмурению Георгия. Впрочем, отец, кажется, понимал, чего стоит Сандро, и проявлял к нему расположение лишь в пределах обязательного протокола. А вот маман в нем души не чаяла.

Одним прекрасным вечером я прогуливался по парку, с раздражением наблюдая за о чем-то увлеченно беседующими в отдалении Сандро и Георгием, а в голове роились мысли, более приличествующие какому-нибудь Чацкому. Ну типа – сюда я больше не ездок! Сколько можно отдыхать, в конце-то концов? Надоело по самое дальше некуда! Как там потом? Карету мне, карету! Хотя, конечно, лучше паровоз с одним или двумя вагонами, больше не надо. Впрочем, я бы отсюда и в кабине машиниста уехал. Но – увы!

И в тот момент, когда моя мысль дошла до этой пессимистической ноты, на дорожке показался отец. Он подошел, глянул туда, где только что виднелись Сандро с Георгием, а сейчас они срочно исчезли, и вздохнул:

– Да, Алик, зря вы с Ники Жоржа в свои сначала игры, а потом дела не посвящали. Впрочем, и я тоже хорош. Ладно, я с тобой о другом хотел поговорить, а ты потом брату перескажешь. Может, и посоветуете чего дельного, как не раз бывало. В общем, не дает мне покоя мысль, что Дальний Восток только на бумагах наш, а на самом деле неизвестно чей. Да и про богатства Сибири еще Ломоносов говорил, а дело с тех пор ненамного сдвинулось. Нужен туда нормальный путь для людей и грузов. Можно его сделать двояко. Первый вариант – сравнительно дешевый. Во всяком случае, наскрести на него мы, наверное, сможем. Он такой – дорогу делать кусочками. Где-то железную пустить, в основном от одной великой реки до другой, где-то по воде. Может, прорыть несколько каналов придется, дабы стало удобней плавать. И второй вариант – железная дорога через всю Россию до самого Владивостока. Это, конечно, лучше, но ведь железных дорог такой длины да по столь диким местам никто в мире еще не строил. Оно бы ничего, русским не впервой за невозможные дела браться, но денег-то где столько взять? Казна ни за что не потянет, тут и гадать нечего.

Я чуть было не начал излагать все, что думаю по этому поводу, но вовремя спохватился. Это серьезное дело, не какой-нибудь воздушный шар из палок и бумаги и даже не подводная лодка. Тут надо семь раз мерить и только потом резать. То есть передать Николаю содержание разговора, потом убедить его – это он сам додумался до того, что я сейчас чуть было не начал излагать императору, и только после всего вышеизложенного вместе с ним идти на доклад к его величеству.

План удалось реализовать лишь частично. Николай проникся, даже воспринял какие-то тезисы как свои, но играть главную роль на грядущем докладе отказался категорически.

– У тебя получится гораздо лучше, – заявил он. – И не спорь со мной! Могу же я как старший брат, да к тому же еще и цесаревич, хоть иногда настоять на своем?

– Можешь, – вынужден был согласиться я. – Тогда иди и договаривайся с отцом насчет времени доклада. Вот уж это-то на меня спихивать не надо!

– Ага, – усмехнулся император, услышав, что докладывать буду я, – вы, значит, такое придумали, что Ники опасается мне это излагать? Ну, Алик, дерзай, послушаем.