Юная Спасительница (СИ)

Сколачиваются в полукруг. Теперь спаянная толпа потихоньку отступает; все, кроме мужчины с молотком посередине. Остальные находятся в нерешительности.

— Ты понятия не имеешь, чего нам стоили эти припасы, — хватаясь покрепче за рукоять, он делает еще два твердых шага в мою сторону, отчего я начинаю побаиваться.

Мужчина слегка отшатывается в раздумьях и поворачивается к своим людям.

— Дай девочке что она хочет, — проговаривает беременная женщина, пряча за спиной двоих детишек лет четырнадцати. Затем она глядит на меня и с добродушной улыбкой отвечает: — Может, мы поможем ему? Покажи, где он, и мы…

— Мы не будем помогать ни ей, ни ее другу! Мы их не знаем, нас больше, и нам эти припасы нужнее!

Убежденный в своей правоте мужчина не отступает от принятого ранее решения, но я на многое и не рассчитывала.

— Я смогу ему оказать помощь, но не без медикаментов, — гляжу в землю, медленно качаю головой и щурю влажные глаза. — Мы доберемся до ближайшего медпункта не скоро и инфекция ждать не будет!

— Это не наши проблемы, — сквозь зубы цедит он, снова надвигаясь на меня. — Проваливай!

Осматривая выживших за его спиной, словно стараясь вызвать у них жалость, подмечаю, что выглядят они нехило для тех, кто днями напролет ходит из одной точки в другую. Обувь кажется совершенно несношенной, а одежда без дырок и пятен грязи: как если бы ее только недавно сменили.

— Но она ребенок.

— Мне плевать! В наше время никому нельзя доверять. То же самое говорили Мэри, Гарет… дали нам вещи убитых ими выживших, накормили мясом этих же убитых, а потом чуть не отправили на убой! Следом за теми выжившими! Я еле догнал вас, пытаясь прихватить с собой эту сумку, и не собираюсь ничего отдавать незнакомой девке!

После этих слов мужчина будто свирепеет, чем напоминает вспыльчивого отца. Я не церемонюсь вновь поднять на него пистолет и пригрозить.

— У меня огнестрельное оружие. Еще шаг и я не поколеблюсь воспользоваться им.

Сердце тяжело стучит, проступают капли пота. «Остин, прекрати!» «Чувак, она ребенок». Их голоса сливаются воедино, но он не отступает. Медленно идет ко мне, смотря на своих товарищей. Будто дожидается от них какой-то реакции. И последующая фраза подкашивает его: грубое и пренебрежительное выражение сменяется чистым испугом.

— Кишка тон…

Остальные смотрят на роняющего свой вес мужчину, из брюха которого вытекает поток красной жидкости. Все прикрывают рты, сдерживая возгласы ужаса. Господи… неужели я его убила?

«Не раскисай, Лоуренс! Он сам виноват».

— Дайте мне блядскую сумку, пока никто больше не пострадал! — злобно декларирую и опускаю оружие.

… Покуда не появляется другой смельчак.

— Ты не можешь просто забрать наши сбережения!

Рука дрогнет и я вновь поднимаю пушку. В голове всплывает образ Чарльза. Сочащаяся из раны кровь, набухание тканей вокруг. Пока я пытаюсь добиться своего мирным путем, ранение не исцеляется. Чарльзу становится только хуже, а я все оттягиваю оказание медицинской помощи.

Что меня переполняет, тяжело сказать: злость или страх. Но оба фактора вынуждают меня пойти на это. Произвожу еще один выстрел в ногу мужчине, ощущая, как по венам вместе с кровью течет сильнейшая ненависть, нетерпение, страх за жизнь напарника.

— Я сказала: «Дайте мне блядскую сумку!»

Женщина шаг за шагом подходит ко мне, остальные бездвижно стоят позади, не отрывая от меня глаз. Зарываюсь руками в содержимое набитой сумки и забираю только необходимое.

— Так бы и сразу.

***

Переступив через рычаг переключения передач, рухаюсь на водительское место. После оказания медицинской помощи, колотящееся сердце замедляется, хотя меня по-прежнему сопровождает неприятный осадок после конфликта.

— Ты не говорила, что у тебя есть столько добра, — выталкивая из-под сидения банку пуддинга и прижатую ею бутылку вина, Чарльз сосредоточивает взгляд на последней. — Может, отпразднуем мое «восстание»?

— Молись, чтобы лекарства помогли. Нога выглядит не очень, по правде говоря.

Еще пару часов назад Чарльз был едва ли в сознании, пыхтел, как паровоз, и просто корчился от боли, и уже сейчас он такой ретивый.

Взбалтывает бутыль и протягивает ее мне, оголяя зубы в улыбке.

— Но благодаря тебе я протяну еще часик-второй. Так что, выпьем?

От чего я не отказываюсь. Первый глоток делаю как та, кому принадлежит вино: глубинно и нагло. Далее — Чарльз, чья алчность также не имеет пределов. Высасывая изнутри не только содержимое, но и воздух, парень давится.

— От жадности, — усмехаюсь и забираю напиток. На этот раз глоток скромнее; окружение плывет, темнеет — вот он, долгожданный эффект. Прочищаю горло и крючусь. — Жжет… Но вкусно.

— А ты чего ожидала? Это алкоголь, так и должно быть, — пара зырков на меня, бутылку, и очередной глоток.

— У меня в планах было выпить, а не напиться.

Ударяю себя по лбу, выбивая из головы остатки здравого смысла. Язык отказывается кооперировать с мозгом, и я замечаю за собой неотчетливую речь.

— Знат… знаешь, что нам надо поробыв… поробо… попробовать?

Чарльз нагибается к ногам, почти складываясь в гармошку, и мученически потирает лицо.

— Уже страшно.