Юлий Цезарь. Жрец Юпитера

Так или иначе, в завещании Цезаря нет даже намёка на какие-либо указания относительно руководства Римской империей после его смерти. Возможно, он надеялся обратиться к этой проблеме на более поздней стадии. Но может быть, подобно многим правителям, включая и наших современников, Цезарь попросту отгонял от себя эту мысль, несмотря на опасности, которые такое поведение навлекало на его страну. У нас есть свидетельство одного из его самых близких друзей, Гая Матия, который утверждал, что Цезарь никогда не думал о решении этой проблемы; он не изобрёл формулы политической стабильности государства.

Действительно, если бы Римское государство тогда распалось, что вполне могло произойти, другие народы вряд ли пролили много слёз. Если бы не превосходная литература этих лет и политические успехи отдалённого прошлого, основные достижения Рима были ещё впереди, в отдалённом будущем, хотя косвенно они во многом базировались на достижениях Цезаря.

Тем временем диктатор пришёл к потрясающему и, как оказалось, последнему решению. Цезарь не собирался далее тратить время и силы на борьбу с озлобленной и недовольной римской знатью, на попытки справиться с трудной ситуацией, которую породила его единоличная власть. Вместо этого он решил развязать новую войну, более грандиозную, чем любая из тех, которые он вёл прежде. А в качестве противника он выбрал Парфянское царство — извечного врага Римского государства на Востоке.

То был зов к борьбе,
Зов нетерпеливый и беспокойный,
Его не мог насытить никакой успех,
И он не ведал ни пределов, ни границ.[50]

Согласно Плутарху, Цезарь страстно жаждал всё большей славы, словно он истощил все прежние запасы и теперь начинал своего рода конкуренцию с самим собой. К тому времени ему уже было 56 лет. Гитлер был почти его ровесником, когда решил, что мировую войну больше нельзя откладывать. Паскаль отмечал, что стремление Александра к завоеванию мира можно ещё списать на избыток юных сил, но что Цезарю следовало бы быть мудрее. Однако имелись и веские психологические причины для ухода из Рима. Походная жизнь оказывала на Цезаря укрепляющее воздействие. В лагере Цезарь мог упрочить свою власть и свой дух, в отличие от Рима, которым он наслаждался в молодости и где теперь, облечённый властью, он задыхался. Кроме того, следовало снова использовать легионеров — самую мощную и совершенную военную машину тех древних времён, прежде чем они, так же как и сам Цезарь, станут слишком стары для войны. Для Цезаря отклик легионеров на его приказы являлся наиболее сильным стимулятором, который возбуждал и удовлетворял его сильнее, нежели что-либо ещё.

К тому же, если бы понадобился более убедительный предлог, то на сцену следовало бы выпустить публицистов. Очевидно, что диктатор Рима был обязан отомстить за оскорбительное поражение и смерть Красса в Парфянском царстве девятью годами ранее. Было готово и объяснение тому, почему карательное выступление против иностранного противника было отложено: шла гражданская война.

Взгляните, призрак Красса бродит неотмщённый,
Доколе же вы будете вести ту бойню, которая
триумфа вам не даст?[51]

Кроме того, в Парфии произошли события, которые провоцировали военные действия со стороны Рима. После битвы при Фарсале один римский всадник и авантюрист, утверждая, возможно безосновательно, что он был назначен Метеллом Сципионом, изгнал из Сирии родственника и представителя Цезаря, а новый правитель, направленный диктатором, не мог подавить мятеж из-за набегов парфян на провинцию.

Итак, Цезарь теперь располагал 16 легионами и 10 тысячами конницы и пехоты, чтобы организовать новое мощное вторжение в Парфянское царство. Война должна была начаться с севера, по руслу Верхнего Евфрата. И никто не мог предвидеть итоги военных действий, особенно если вспомнить, как расширялись галльские кампании Цезаря и как далеко он уходил от своих первоначальных намерений.