ЮлиАнна

– Хочешь сказать, я как бабуля?!

– Нет, перестань себя с ней сравнивать. Ты не она. Но и на маму свою не похожа. Тебя сломать не удалось.

– Наверное, потому что мне очень нравится копаться в причинах. И находить их. Так нравится, что хочется и у других людей искать!

– Хм, на мозгоправа учиться надумала? Неплохо! – одобрительно улыбнулся Леша.

– Наверное, да! – Юля смущённо улыбнулась.

– Что ж, давай, разгадаем последнюю задачку. Почему я, по-твоему, встретил тебя?

Юля тревожно поглядела на Лёшу, вспоминая его судьбу и сегодняшнее волнующее предчувствие. Лёша всё-таки ждал разговора.

– Чтобы вновь остаться одному? – тихо спросила она. – Но я не хочу тебя бросать! И… уж точно убивать себя!

– Да, и это, первым, сделаю я.

– Что!?

– Я не собираюсь вешаться, ушастик! – улыбнулся Лёша. – Но надо ломать избитый сценарий. Моя роль в твоей жизни сыграна. Ни к чему продолжать общение. Ты повзрослела, обрела целостность: твое имя отныне Юлианна, и не позволяй ни одной букве из него исчезнуть… К тому же ты красивая, – тихо сказал он, мельком взглянул на Юлю, и ещё тише добавил:

– Очень. Я больше не могу с тобой общаться.

Юля смутилась от Лёшиных слов и даже невольно отошла от него: ей никогда никто не говорил вот так прямо, что она красивая. Тем более, «очень»! И не хотелось ей слышать подобные речи от друга.

Наступило молчание, которое заметно затянулось, и Юля почувствовала, как щеки разгорелись от прилившей крови. Она тут же ощутила злость на Лёшу: этой ненужной фразой он словно перечеркнул ее прежнее отношение к нему. Как раньше уже не станет, и Юля очень сердилась на Лёшу из-за того, что он все испортил. В ее воображении он прямо сейчас убил себя прежнего: мудрого, умного и заботливого родителя, которым она его и считала. Сейчас же Юля заметила перед собой несчастного одинокого мужчину, худощавого, немного сутулого с невыносимой грустью во взгляде, который еще и в малолетку втюрился. И пусть для нее он поддерживающий отец, которого она не знала, но тут же у нее мелькнула мысль, что для Лёши она, скорее всего, больше, чем просто «дочь». Но Юля не хотела принимать правду, а только все больше злилась, что-то бубня себе под нос.

– Папа тебе больше не нужен. «Пора расходиться…» —вновь произнес Леша.

– Когда я уже привыкла к тебе? Ты, значит, не хочешь повторить свой привычный сценарий, а мне придется?

– О чем ты говоришь?

– Слишком рано вы все меня взрослой считаете! И уходите! Все уходите! Мама ушла, решив месячную оставить! Ничего страшного: пора самой о себе заботиться! Сильная, справишься. А теперь ты бросаешь! – Юля резко замолчала, боясь расплакаться, но вдруг с надрывом произнеся, – А впрочем, ладно! Ты мне не должен ничего! – развернулась и пошла прочь.

Откуда не возьмись, появились местные пацаны и вновь стали приставать к ней.

– Идите к черту! – рявкнула она.

Мальчишки попятились от неожиданности и отпрянули.

– Львёнок отрастил когти, – Лёша, наблюдая за сценой, смахнул слезу со щеки. – Только живи, ушастик.

Он улыбнулся вслед уходящей Юлианне.

* * *

Сегодня со смерти бабушки исполнилось сорок дней. Дедушка уже возвращался с кладбища, когда внучка только шла навестить покойницу.

Юлианна смотрела на могилу, и у нее возник странный жутковатый диссонанс: горка земли вперемешку с глиной и песком была закоченевшей, и на улице дикий мороз, и под этой закоченевшей горкой лежала бабуля в гробу. Без одеяла.

Умом Юлианна понимала, что она мертва, но осознание, что бабушка под землёй, и тело ее закоченело, ужасало. Наверное, в смерти очень холодно.

На могиле Анастасии Николаевны, полностью обставленной венками, у самого креста лежали пара конфет и беляши.

Бабуля любила беляши. Их положил дедушка. Конфет и два кусочка любимого лукума принесла Юлианна.

Она смотрела на эти беляши, и острая боль вперемежку со страхом проснулись в животе: их никто не съест. Они так и будут там лежать, пока не сгниют…

Внутри сделалось жутко и страшно, горло перехватило, и судорожные рыдания вырвались из груди: эта ненужная еда на могиле бабушки вгоняла в тоску. Она представила бабулю шестилетней девочкой, которая сидела на обшарпанном подоконнике и пряталась за длинной шторой от озлобленных жестоких сирот. Юлианна почувствовала жалость и даже слезливую нежность. К беззащитной, несмышленой бабуле-дошкольнице она испытывала сочувствие и тепло. Очень жаль, что та малышка так и не познала любви.

Такой Юлианна и сохранит ее в памяти. Она забудет о жестокой взрослой женщине.

Она подошла к маминой могиле, лишь бы не видеть замерзающие беляши.

Ещё немного постояла и направилась к выходу.

На улице был мороз. И внутри тоже.

* * *